Найти то – не знаю что
Шрифт:
На ту беду, ему попался сверкающий глазами Андрон, и они, встретившись в тамбуре, курили там с полчаса и, видимо, сумели договориться. Во всяком случае, они на некоторое время исчезли из вагона, а потом снова в нем появились с целеустремленным видом. Теперь у них было дело, и они приступили к нему незамедлительно.
Тимофей сбегал в свое купе за закуской, и, зайдя к ним через несколько минут, я застала их сидящими за бутылкой и с аппетитом закусывающими огурчиком.
Они смутились при моем появлении и не знали, как поступить.
— Извините, мы тут решили немного закусить, — промямлил с печальным лицом Андрон.
— Что вы, что вы, — предупредила я движение совестливого Тимофея, который даже поднялся со своего места при моем появлении, — вы мне нисколько не мешаете. Я тут посижу с краешку, почитаю. Кушайте на здоровье.
И они мне действительно нисколько не мешали. Но как мешала им я!
На них буквально больно было смотреть, особенно после неудачной попытки приобщить меня к собственному застолью. Кусок не шел им в горло и разговор не клеился!
На это я и рассчитывала, и, выждав строго определенное время, когда они уже окончательно поняли, что праздник испорчен и исправить положение невозможно, я заморгала глазками и произнесла голосом феи:
— А знаете, мне пришла в голову идея…
Они посмотрели на меня затравленно, не зная, чего от меня ожидать.
— Может быть, я перейду в ваше купе, — спросила я Тимофея, — а вы останетесь здесь? Вы, кажется, едете в восьмом?
Мне это было известно не хуже Тимофея, но я намеренно продемонстрировала свою неосведомленность.
В глазах у обоих появилась надежда, что, может быть, еще не все потеряно, и они наперебой стали меня отговаривать:
— Ну что вы!
— Это же неудобно!
— Мы закончим буквально через пятнадцать минут!
— Разрешите хоть помочь вам перенести ваши вещи!
— Боже мой, как неудобно получилось!
Они уже бегали из купе в купе и переносили оттуда сюда вещи Тимофея, а мою сумку с благоговением доставили в восьмое купе вдвоем, к изумлению бывшего комсомольского работника. В суете они забыли сообщить ему о новой соседке. Поэтому он с подозрением взирал на все происходящее со своей полки и не произнес за все время ни слова.
— Ребята попросили меня перебраться в ваше купе, — печально сказала я. — Надеюсь, я вам не помешаю.
— Мгм, — пробасил он, — не знаю, просто я не ожидал…
— Они хотели прийти сюда со своими бутылками, — сказала я, не без умысла употребив множественное число, — но я подумала, что они вам помешают, мне показалось, что вы не пьете…
— Ну не то чтобы… — смутился он, — но, честно говоря, не собирался.
— Вот и замечательно, — обрадовалась я, — а то я не очень люблю пьяных… Но не буду вам мешать, вы, кажется, работаете? — перебила я сама себя, хотя его книга лежала на столе нераскрытой.
— Да, собственно, я отдыхал, — честно признался он.
— Вот и отдыхайте, — захлопотала я, — а я
Место было мое, и «комсомолец» от меня теперь никуда не денется, поэтому я могла себе позволить эту прогулку. И я, гордая своей победой, покинула купе.
Этим своим поступком я убила сразу нескольких зайцев, в том числе получила в лице Тимофея вечного должника, хотя, может быть, уже вечером он будет жалеть о содеянном. Но, судя по тому, как он улыбнулся мне, когда они с Андроном проследовали мимо меня через несколько минут, до этого было еще далеко. Так как направились они, судя по всему, в ресторан, и скорее всего не за кефиром.
Я заняла свой наблюдательный пункт около окна и приготовилась к подаркам судьбы. Первым таким «подарком» стал Владимир Иванович, он же «старый козел».
Он выполз из своего купе, проверяя обстановку. Не заметив рядом ничего опасного, он с независимым видом подошел и заговорил со мной, как со старой знакомой.
— Ну, как вам наш вагон? — усмехнулся он.
— Вполне пристойно, — ответила я.
— К сожалению, в СВ теперь ездит всякий сброд, — понизил он голос, делясь сокровенным. — То ли дело раньше!
Я сомневалась, что он ездил в СВ всю свою жизнь, но не стала с ним спорить.
— Генералы, профессора, артисты… — перечислял он, сопровождая каждое слово выразительным жестом. — Остальные — будьте добры, в плацкарт. Потому что в купе ездил солидный народ, не чета нынешним.
По его словам выходило, что он хорошо помнит дореволюционную Россию, довоенную — как минимум, а выглядел максимум на пятьдесят пять.
— Мне скоро пятьдесят, — поделился он секретом, — и я повидал на своем веку всякое… — Или он сбавил себе пяток-другой лет, или был болен какой-то серьезной болезнью.
И пока он пересказывал мне это «всякое», я пришла к выводу, что болеет он «головой». Такую дичь может нести только контуженный человек, особенно если пытается таким образом произвести впечатление на молодую женщину. Я понимала теперь бедную Стеллу, которая вынуждена была выслушивать его вот уже в течение двух дней.
— Мне очень нравятся поезда в Европе, — сказала я, чтобы прервать его юношеские воспоминания.
— Евро-о-па, — поддержал он меня с энтузиазмом, и целый фонтан брызг сорвался с его губ вместе с этим словом. — Куда нам до нее!
— Вы там бывали?
— Разумеется, — ответил он, и по тому, как быстро он перевел разговор на другую тему, я поняла, что он соврал.
Я улыбнулась, но Владимир Иванович, неправильно расценив мою улыбку, приободрился.
— У вас прекрасная улыбка… — начал было он, но тут же осекся. По его глазам я поняла, что он увидел за моей спиной что-то страшное.
Обернувшись, я поняла, что именно: из своего купе вышел Борис Алексеевич, который ничего плохого ему пока не сделал. Но, видимо, у Владимира Ивановича были по этому поводу свои соображения.