Назад дороги нет
Шрифт:
Пока сидим с Роджером, беседуя о Жанне и о том, в какое место ей бы бодренько откатиться, машинально набираю и набираю номер Аси, но ничего не меняется — аппарат всё та же находится вне зоны действия сети. Но я упорный засранец, от меня так просто не отвяжешься, если уж на что-то решился.
— Кстати! — восклицает Роджер и хлопает себя широкой ладонью по лбу. — Я же Асю видел!
Он весь светится от счастья, точно только что сообщил мне что-то, от чего я должен рухнуть в обморок. Но, чёрт возьми, да. Что-то
Поднимаю на него взгляд, стараясь казаться безразличным. Хватит того, что уже рассказал — и так слишком разболтался.
— Неужели?
Роджер смотрит на меня, прищурив здоровый глаз, а потом расплывается в улыбке:
— Чёрт, Вик, ты покраснел!
— С какого это хера?
Он хлопает меня по плечу и хохочет.
— Божечки, Вик влюбился, я не могу…
— Идиот, что ли?! — дёргаю плечом, а Роджер почти захлёбывается хриплым смехом.
— Я тебя таким не видел с восемнадцати лет. И снова блондинка, да? Вик, это карма!
Встаю на ноги и принимаюсь мерять шагами кабинет, потому что какая-то странная энергия переполняет. Хочется сесть на мотоцикл и рвануть вперёд, не оглядываясь, и ехать, ехать, пока от скорости тошнить не начнёт, а ветер не проникнет под кожу.
— Чего ты носишься туда-сюда, будто тебя в задницу клюнули? Присядь, брат, нечего халявное электричество вырабатывать.
— И как она?
Я знаю, что Роджер при всей своей периодической придурковатости, всю жизнь остаётся моим другом и человеком, на которого могу положиться в любой ситуации.
— Ну… если тебя это вдруг интересует, она от мужа ушла.
— Что?
— Глухой, что ли? — усмехается и, затушив сигарету, потягивается, кряхтя от удовольствия. — Ушла, говорю. От мужа. Андерстенд или по слогам повторить? Могу даже на бумажке написать. Или на лбу.
— Не глухой, конечно.
— Ну, раз ты не глухой и не тупой, то дерзай — дорога открыта.
— Да я уже целый день только и делаю, что дерзаю, но она телефон выключила.
— Странно… — замечает Роджер, передёргивая плечами. — Куда это она делась?
Он о чём-то размышляет, глядя в одну точку и оглаживая бороду.
— Ладно, пытайся ещё дозвониться, а я поеду к Брэйну в больницу. Там Полька торчит безвылазно, авось, что и разведаю. Не вешай нос, гардемарин престарелый, всё будет в ажуре.
Роджер уходит, а я остаюсь сидеть на краю столешницы, рассматривая экран мобильного.
Вдруг телефон оживает, но вместо имени Ася на экране высвечивается “Карл”.
— Мы Волка нашли, — раздаётся в трубке, от чего меня передёргивает. — Срочно приезжай, разговор есть.
— Что стряслось?
Но Карл не утруждает себя ответом, и это наводит на мысль, что ничего хорошего меня не ждёт. Я давно уже перестал
Матерюсь от досады, хватаю ключи и за несколько шагов преодолеваю узкий коридор, ведущий к чёрному ходу.
— Артур, можешь быть на сегодня свободен, — говорю своему водителю, сажусь на мотоцикл и уезжаю в ночь, потому что понимаю: нужно торопиться.
Всё время порываюсь свернуть на обочину и снова набрать Карла, потому что неизвестность убивает. Какого хрена случилось с Волком? И какого чёрта гад белобрысый трубку бросил?
Еду окольными путями, дворами и тихими проспектами, лавируя и порой отчаянно нарушая, но через тридцать минут оказываюсь на въезде в промзону.
Покоя не дают мысли о том, куда Волк мог вляпаться. Тёртый же калач, матёрый, три военные кампании прошёл, десантник. Куда его черти занесли?
Минуя преграду в виде охранника на входе, здороваюсь со случайно встреченными одноклубниками Карла, целенаправленно следую к ангару, где свил гнездо из сухих веток и обломков чьих-то судеб наш мудрый альбинос.
Сердце гулко бьётся о рёбра, и мне кажется, что давно так ни о чём не переживал. Я многих в этой жизни потерял, со многими простился, но так и не смог привыкнуть к этому ощущению сосущей пустоты и сквозным дырам в сердце.
— Что стряслось? — спрашиваю, ворвавшись в помещение, залитое искусственным светом.
— Быстро ты, — говорит Карл, поднимаясь. — В общем, Волк с пробитой башкой нашёлся в одном богом забытом городишке. Вроде и недалеко, но так сразу и не сыщешь.
— Он живой?
Наверное, больше ничего меня сейчас так не волнует, как жизнь Волка — человека, поддержавшего меня однажды в моём начинании и следовавшего за мной рука об руку долгие годы.
Я умею быть разным, но всегда стараюсь помнить добро.
— Да, — кивает, поднимаясь на ноги. — Хвала всем подряд, живой. Но в полной отключке. Его прилично по голове оприходовали, все мозги, считай, вышибли.
Внутри всё сжимается в гневной судороге, и я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы не разнести вотчину Карла в пыль и пепел. Опираюсь кулаками на дубовый стол и, наклонив голову, тяжело дышу, словно марафон пробежал. Нужно успокоиться, чтобы не причинить кому-нибудь непоправимый вред. Психами и нервами делу не поможешь.
— Вик, но ведь Волк живой, об этом нужно сейчас думать, — успокаивает Карл, и голос его при этом почти тёплый. Ну, насколько для него это возможно. — А на ноги поставим, не парься.
— Меня больше волнует, как он там оказался, да ещё и с пробитой башкой.
— Вот этого не знаю. Пока не знаю. Он и нашёлся только благодаря парням из местного байк клуба. Очень маленького — не больше десятка членов, но парни надёжные, проверенные.
— Надо к нему ехать, — говорю, не допуская для себя других вариантов.