Назад в Лабиринт
Шрифт:
От ворот начиналась дорожка прямо в лабиринт, высокие стены деревьев возвышались над головой, цветы наполняли воздух нежным ароматом.
Сначала на каком-то расстоянии дорожка шла прямо, потом раздваивалась, и каждое из двух направлений вело в глубь лабиринта. Дальше этой развилки Алеата забираться не отваживалась. Обе тропинки шли так, что ворота вскоре скрывались из вида, а Алеата при всей своей беспечности и сумасбродстве была не лишена здравого смысла.
У развилки располагался пруд с мраморной скамейкой на берегу. Здесь Алеата любила сидеть в прохладной тени, слушая трели невидимых птичек, любуясь своим отражением в воде и лениво размышляя о том, что будет, если
Сейчас, идя по безлюдной улице (ужасно безлюдной!), ведущей к садовому лабиринту, Алеата улыбнулась. Роланд был уже там, уныло расхаживая туда-сюда, бросая мрачные, подозрительные взгляды на заросли кустов.
Алеата нарочно зашелестела юбками. При этих звуках Роланд выпрямился, сунул руки в карманы и напустил на себя беззаботный вид, заинтересованно разглядывая живую изгородь, как будто только что подошел.
Алеата с трудом сдержала смех. Весь день она думала о Роланде. Думала о том, как сильно она его не любит. Как просто терпеть его не может. И еще о том, какой он грубый, неотесанный, наглый… в общем… такой, как все они — люди. А вспоминая, как она его ненавидит, Алеата, естественно, не могла не вспомнить ту единственную ночь, которую они провели вдвоем. Тому, конечно, были свои причины — так сказать, смягчающие обстоятельства. Никто из них не был виноват. Оба приходили в себя после смертельной опасности, когда их чуть не сожрал дракон. Роланд был ранен, а она только лишь старалась облегчить его страдания…
Ну почему она должна без конца вспоминать ту ночь, его сильные руки и нежные губы, и его ласки, на какие не осмеливался до него ни один другой мужчина!
Только на следующий день она вспомнила, что он — человек, и категорически запретила ему впредь прикасаться к себе. Судя по тому, что он сказал ей в ответ, он был только рад подчиниться ее приказанию.
Но ей доставляло жестокое наслаждение дразнить его — это было ее единственное развлечение. И он, по-видимому, получал не меньшее наслаждение от того, что досаждал ей.
Алеата вышла на дорожку, Роланд, прислонившись спиной к живой изгороди, взглянул на нее и улыбнулся нахальной, по ее мнению, улыбкой.
— Ага, значит, все-таки пришла, — сказал он, намекая на то, что она пришла из-за него, и тем самым лишая ее возможности произнести заготовленную фразу, из которой следовало бы, что это он пришел из-за нее, чем мгновенно привел ее в ярость.
Но в ярости Алеата просто становилась еще милее и еще обворожительнее.
— О, Роланд, это ты? — проговорила она, очень естественно вздрогнув от удивления.
— А кто же еще? Ты, может, думала, это твой лорд Дуридур?
Алеата вспыхнула. Лорд Дурндрун, эльф, был раньше ее женихом, и, хотя она не любила его и собиралась выйти за него замуж только из-за денег, теперь его больше нет в живых, и этот человек не смеет насмехаться над ним и…ох, ну ладно!
— Я тебя не сразу узнала, — сказала она, откидывая волосы на обнаженное плечико. Она похудела, и платья уже не сидели на ней “как влитые”, а постоянно соскальзывали вниз по руке, обнажая то одно, то другое немыслимо очаровательное белое плечико. — Кто знает, какая мерзость может приползти сюда снизу!
Роланд не сводил глаз с ее плеча. Какое-то время она позволяла ему смотреть алчущим взглядом — Алеата полагала, что этот взгляд должен быть алчущим, а потом медленным, ласкающим движением
— Ну, если бы какая-нибудь мерзость и приползла сюда неизвестно откуда, я уверен, ты бы ее спугнула, — он сделал шаг к ней и снова демонстративно посмотрел на ее плечо. — Ты стала такой костлявой.
Костлявой! От злости Алеата забыла, что должна быть очаровательной. Она подскочила к нему, занеся руку для пощечины.
Он перехватил ее руку, повернул, пригнул вниз и поцеловал ее в губы. Алеата сопротивлялась ровно столько, сколько нужно — не слишком долго (это могло охладить его пыл), но достаточно для того, чтобы заставить его держать ее посильнее. Тогда она позволила себе расслабиться в его объятиях.
Его губы коснулись ее шеи.
— Я знаю, это тебя разочарует, — прошептал он, — но я пришел только для того, чтобы сказать тебе, что не приду. Извини, — и с этими словами он отпустил ее.
Алеата стояла, прислонившись к нему всем телом. И когда он убрал руки, она, потеряв равновесие, упала на четвереньки. Он усмехнулся.
— Умоляешь меня остаться? Боюсь, из этого ничего не выйдет, — повернувшись, он зашагал прочь.
В ярости Алеата попыталась подняться, но запуталась в пышных юбках, и к тому времени, когда она приняла вертикальное положение, готовая выцарапать ему глаза, Роланд уже завернул за угол здания и скрылся из виду.
Алеата стояла, тяжело дыша. Побежать за ним означало бы именно это — побежать за ним. (Если бы она все же пустилась за ним вдогонку, то обнаружила бы, что он стоит за углом, прислонившись к стене, стараясь унять дрожь и утирая пот с лица.) Сжав кулаки так, что ногти впились в ладони, она бросилась через ворота, ведущие в лабиринт, промчалась по камням с изображением сартанских магических знаков и рухнула на мраморную скамью.
Точно зная, что здесь она одна и никто не увидит ее покрасневшие глаза и распухший нос, Алеата заплакала.
— Он ударил тебя? — спросил чей-то хриплый голос. Алеата в испуге вскинула голову.
— Что? А-а, это ты, Другар… — вздохнула она с облегчением, но потом забеспокоилась. Этот гном был какой-то странный, угрюмый. Кто знает, что у него на уме. И потом, однажды он уже пытался убить их всех note 25 …
— Нет, разумеется, нет, — небрежно ответила она, вытирая глаза и шмыгая носом. — Я ведь не плачу, — при этом она беззаботно рассмеялась. — Просто что-то в глаз попало. Ты… давно здесь стоишь? — спросила она как бы между прочим.
Note25
Титаны уничтожили всех соплеменников Другара. Обвиняя людей и эльфов в том, что они бросили гномов в беде, Другар поклялся отомстить Роланду, Реге и Пайтану. “Эльфийская звезда”, том 2 цикла “Врата Смерти”
— Достаточно давно, — проворчал гном. А что он под этим подразумевал, Алеата не поняла.
Люди его называли Чернобородый, и он этому вполне соответствовал. Его борода была такой длинной, густой и пышной, что за ней трудно было разглядеть рот. И невозможно было понять, улыбается он или сердится. Блестящие черные глаза, сверкающие из-под лохматых бровей, ничем не выдавали его мыслей и чувств.
Алеата заметила, что он вышел из глубины лабиринта, куда она ни разу еще не отваживалась заглянуть. Это ее заинтересовало. Судя по всему, никакое злое заклятие его не остановило. Ей не терпелось спросить его, что он там видел, как далеко зашел в лабиринт, но в этот момент он огорошил ее своим вопросом: