Назад в СССР 2
Шрифт:
Гольдман стоял у входа в сарай, опираясь плечом о дверной косяк. Двери, кстати, не было. Вдалеке слышался звук волн, набегающих на песок. Ну точно, мы где-то на берегу моря.
Самое интересное, Миша вообще не был взволнован. Вид пистолета в руках Лиходеева его скорее веселил, чем огорчал. Гольдман стоял в расслабленной позе и щелкал семечки. Очень надеюсь, те самые, идейные. Хотелось бы, чтоб Мишу вдохновила какая-нибудь идея. Например, идея по моему спасению. Не знаю, жив ли, на самом деле, Батя. Я так понял, вторым телом, валяющимся в дальнем, темном углу, был он. Но вот я пока что целый, невредимый. И мне очень бы хотелось, чтоб данный факт остался неизменным.
— Ну шо ж вы, гражданочка Мария Леопольдовна Рубинштейн. Ой… Та як же я забыл…
Миша замолчал, с усмешкой рассматривая Марусю, которая все время, пока он говорил, стояла, будто статуя. Не шевелясь. Я, как бы, тоже помалкивал. Хотя, в процессе Мишиного монолога, успел, извиваясь червяком, подползти к одной из бочек и с огромным трудом принять сидячее положение.
— Это не я, товарищ Гольдман. — Выдал вдруг жалобным голосом Лиходеев. Его вид снова вдруг изменился. Старлей сейчас больше напоминал несчастного, побитого жизнью пса, чем того уверенного мудака, которым был всего лишь десять минут назад. — Я вообще тут ни при чем. Она меня заставила. Все она.
Маруся даже бровью не повела, услышав его нытье. Наоборот. Ее лицо стало совсем каменным. Прямо маска, а не лицо.
В этот момент события резко рванули с места, как взбесившийся бык. Лиходеев, который начал строить из себя пострадавшего и вроде бы опустил пистолет, вдруг вскинул руку, а затем выстрелил прямо в Мишу.
Глава 19
— Слушайте, я все понимаю, но может кто-нибудь объяснит, что вообще это было? — Спросил я, наблюдая, как довольный до ужаса майор Сирота наливает себе кипяток в железную кружку, а Миша Гольдман с сожалением рассматривает чемодан.
Естественно, это был тот самый чемодан, который все время стоял в шкафу моей комнаты. Можно сказать, один из главных героев всей истории. И естественно, появился он тут неспроста. Его притащил Миша. Причем, выражение лица у Гольдмана, когда он поставил свою ношу на стол, было такое, будто он собрался хоронить родного человека.
— Лев
— И шо? — Моментально отреагировал Сирота. — Оно твое? Нет, не твое. Так и забудь ты за те деньги. Они кровью измазаны. Кровью твоих товарищей.
— Лев Егорыч…– Начал было Миша. — Лёва…
— Ша! Сказал, забудь!– Рявкнул майор. — Поставь чемодан на стол и сядь уже куда-нибудь. Маячишь тудой-сюдой, как наскипедаренный.
Миша грустно вздохнул. В его этом вздохе слышалась неимоверная боль. Но чемодан на стол все-таки воздрузил.
И вот теперь мы сидели в кабинете Сироты: я, Гольдман и сам майор. Вернее, я сидел, машинально растирая запястья, которые продолжали ныть даже после того, как с них сняли верёвку, а Сирота и Гольдман были заняты делом. Первый вдруг решил попить чаю. Самое же время. А второй — откровенно страдал. Взгляд его неотрывно следил за чемоданом, будто тот мог сам соскочить со стола и убежать.
— Объясним, што ж не объяснить. — Кивнул начальник отдела по борьбе с бандитизмом. — Токма и ты нам кой-шо объясни, капитан. Как это вышло, шо ты вдруг перестал башкой соображать.
Я в недоумении уставился на Сироту, пытаясь понять, что он имеет в виду. Хотя, конечно, внутри сразу завозилось нехорошее предчувствие.
— Тю-ю-ю… Вы глядите, як он смотрит… Прямо пионэр против буржуазии. Лев Егорыч спрашивает, шо у тебя с памятью, капитан? — Отвлёкся от созерцания чемодана Гольдман.
И вот эта тема была скользкая. В отличие от Сироты и Миши, даже приблизительно не догадывавшихся, что перед ними сидит капитан Волков, который, как бы, вообще не Волков, я знал, что именно с моей памятью. А еще я знал, правду говорить нельзя ни в коем случае. В нее никто не поверит. Как минимум, запишут в психи, как максимум, в диверсанты. Особенно, на фоне случившегося.
— Ладно… Хотите честно? Хорошо. Я не помню, что со мной. Это произошло на вокзале. Вернее… Думаю, что на вокзале. Меня кто-то ударил по голове. Сильно. Я, наверное, отключился. Когда пришёл в себя, ни черта не мог сообразить, где и почему оказался. Знаю, что зовут меня Денис Сергеевич Волков, что воевал, что фашистов бил… А вот зачем приехал в город — чистый лист. Ну потом появился Лиходеев. Сказал, будто мы с ним вместе из Москвы добирались. Про уголовный розыск и майора Сироту тоже от него узнал. Я решил никому ничего не рассказывать. Подумал, мало ли… Вдруг отпустит. Контузии были ведь, ничего, выкарабкался. Тем более, смысл моего приезда — разобраться с бандитами и фашисткими недобитками. Так какая разница, помню я что-то или нет? Можно и без памяти мочить гадов.
Чисто на мой взгляд версия была вполне рабочая. Насчёт контузии я, конечно, ляпнул наугад, но с другой стороны, мне кажется за годы войны почти у каждого там случалась контузия. Вряд ли промахнулся.
По большому счету, из той сцены, которая развернулась в рыбацком сарае после появления Гольдмана, я сделал очень важный вывод. Есть надежда, что Волков вовсе не предатель. Или о том, что он им был, не знает никто. Кроме Яши Ювелира. И то не факт. Потому что поведение Маруси, высказывания Лиходеева и слова Миши вообще никак не укладывались в рамки той картины, которую я рисовал в своем воображении до этого. Вот моя картина выглядела хреново.
В любом случае, в данную минуту нужно выяснить, как протекала история с точки зрения Сироты. Узнать все факты, которые известны майору. А потом уже буду соображать дальше.
— Хорошо. — Кивнул Лев Егорыч. — Где-то так я и думал.
— Тю-ю-ю… Та шо ты думал, Лёва. — Взмахнул руками Гольдман, — Это ж я тебе сразу сказал, посмотри на капитана, он шо-то явно не в себе. Я видал тетю Гоши Рябого. У той була ента… Помутнение рассудка. Так я тебе скажу — точь-в-точь наш капитан.
— Очень рад, что вас, товарищ Гольдман, веселит сравнение меня с какой-то сумасшедшей тёткой, но хотелось бы все же перейти к сути. — Высказался я суровым голосом, не менее сурово глядя на Мишу. Главное сейчас — достоверно играть свою роль.