Назад в СССР 5
Шрифт:
— С удовольствием бы набился, да только у самого невеста, а жениться все некогда.
— Да шучу я, — ее ярко-красные губы в цвет горошин бус на складках шеи растянулись в улыбке. — Я уже замужем, Петров.
— Ого! Поздравляю. Повезло парню. Как за каменной стеной с тобой будет. Кто он, я его знаю?
— Ну, он не парень уже, а мужчина взрослый. В самом соку. Мне салаги даром не нужны, только ты исключение был. А супруга ты моего знаешь. Надежный мужчина. Павел Алексеевич…
— Только не говори, что ты вышла замуж за этого…
— Он самый. Мытько теперь моя фамилия, Андрюша.
Я откровенно расстроился, потому что типчик был, прямо скажем, так себе. И скрывать своей досады не стал:
— Прости, Лен, но ты что, получше мужа не могла найти?
— Он с женой развелся… Из-за меня, между прочим, — просияла Лена.
— Ну славно, счастья вам и детишек побольше. Но все равно удивила…
— Да я и сама не ожидала. Столько лет вместе проработали – и вот… Сроднились как-то. А ты кого ищешь?
— Мне бы с экспертом переговорить, кто Дубова вскрывал.
— Так муж мой и вскрывал.
— Как? И он тоже здесь работает? Что за карьерный рост такой?
— Переквалификацию прошел и стал врачом-судмедэкспертом. А ты знаешь, здесь спокойней, “пациенты” молчат. Ответственности поменьше. Судмед — единственный врач, который ни разу не сделал своим пациентам хуже. И доплата за вредность, опять же. Вот и поменяли мы специализацию, дружно.
Сзади меня раздались шаги.
— А вот и мой муж, — проговорила Лена, — Павел Алексеевич, к вам Андрей Петров. Помните его?
По коридору шагал бывший хирург. Его холеную морду перекосило, очки сползли на нос. Товарищ Мытько меня явно сразу узнал.
— Спасибо, Ленок, — я демонстративно чмокнул медсестру в щеку. — Нам с Павлом Алексеевичем переговорить нужно. Пока…
Мытько, увидев, как на телеса его супруги покушается молодой парень, засопел и даже здороваться не стал.
Я вытащил удостоверение (раскрывать его не стал, врач и так меня знает):
— Рад вас видеть, Павел Алексеевич. Все больше удивляюсь вашему профессиональному росту. Какой же вы разносторонний человек, оказывается. Надеюсь педиатром вы стать не собираетесь? Уж больно лицо у вас хмурое, как у Бармалея. Детишки пугаться будут.
— Что вы хотели? — пробурчал Мытько, провожая взглядом Лену, что, виляя дутыми бедрами, удалялась по коридору.
— Тело Глеба Львовича вы исследовали?
— Заключение ещё не готово.
— Я знаю… Просто на словах расскажите, что да как.
— Пойдемте, — сухо кивнул врач и, не оглядываясь, быстро зашагал по коридору.
Мы с Погодиным поспешили за ним и вошли следом в секционный зал. Белый кафель с кривыми швами до потолка. Пол тоже в плитке. Запах, конечно, отвратный — смесь падали и мясного рынка. Плечи мои передернулись.
Поблескивая нержавейкой, по залу расставлены смотровые столы. Каждый оборудован
Зрелище ужасное, конечно, для новичка. Но в прошлой жизни я частенько бывал в подобных местах и даже присутствовал на вскрытиях. Но один хрен, завтрак во мне откликнулся легким рвотным позывом, хотел сбежать, но я быстро унял приступ, чуть абстрагировавшись от вони и зрелища, размышляя о деле.
Ясно-понятно, гаденыш Мытко специально нас сюда притащил. Он мог бы и в кабинете с нами поговорить, но решил измором взять. Его тактика сработала только по отношению к Погодину. Тот ошалело покрутил глазами, схватился обеими руками за рот и бросился прочь из секционной, будто его преследовала стая мертвецов.
Я невозмутимо прохаживался между “разделочных” столов:
— Не обращайте внимание на моего коллегу, Павел Алексеевич, ему срочно надо позвонить. Я вас слушаю. Вы обещали рассказать про Дубова.
Я стянул простынь с трупа. Легендарного следователя почти не узнать. Посинел и как-то скукожился. Жаль Глеба Львовича. Его, в отличие от неизвестной мне женщины, уже зашили после вскрытия. Швы корявые, штопал явно не хирург Мытько. На коже щелки колото-резаных ранений. Смотрятся будто нарисованные. Не верится, что столько ран получил.
— А что рассказывать? — Мытько, потеряв надежду меня сломить, проникся к моей стойкости и, наконец, пошел на контакт. — Десять ножевых ранений. Причина смерти ясна — не пряником отравился. В крови алкоголя нет. Других патологий не выявлено.
— А как так получилось, что десять раз убийце пришлось его кольнуть? Зачем?
— Ни одно из повреждений, судя по локализации, не могло причинить мгновенную смерть. Такое впечатление, что преступник ножом орудовал крайне неумело. Почти наобум, так сказать. Лишь одно ранение, которое в сердце, оказалось смертельным.
— Вы хотите сказать, что Глеб Львович никак не хотел умирать даже после девяти ударов ножом?
— Совершенно верно. Судя по направлению раневых каналов, глубины погружения клинка, углу нанесения ран — удары производились, когда Дубов стоял на ногах. Можно это даже представить. Сначала в спину, потом он, очевидно, повернулся и получил удары в грудь и в сердце.
— Что вы можете сказать об орудии убийства?
— Ничего примечательного, все раневые отверстия на коже щелевидные, с одного конца п-образные, с другого с острым углом. Стало быть, клинок с обушком и лезвием, не стилет, не кинжал. А обычный нож, получается. По всем пунктам так выходит.