Назад в ссср 6
Шрифт:
Я закусил марлевую турунду, как необъезженный конь удила, и зажмурился. Чертов шубник придавил к дивану меня своей тушей, ни вздохнуть, ни пошевелиться. Погодин где-то рядом тоже вцепился в мою здоровую руку. Я чувствовал, как дрожат и потеют его ладони на моей коже.
– Ну приступим, — проговорил Мытько. – Сейчас я сделаю укол. Будет немного больно.
Тут же мою руку пронзило, будто бы как минимум копье воткнули. Адская боль отдала во все тело.
– И это, по-твоему, немного больно? – возмутился я, но вместо слов из-за
Зубы мои впились в тряпичный валик, прокусив его насквозь. Эх… “Надо было деревяшку закусывать” – мелькнула в голове последняя мысль, и я вырубился от нестерпимой боли и подкатившей слабости, чувствуя, как в рану лезет стальной скальпель.
Очнулся я, словно после того, как по мне проехал бульдозер и каток в придачу. Лежал на диване с рукой, замотанной настоящими бинтами, а не тряпьем. Надо мной навис чей-то силуэт.
– Слава Богу! – выдохнул он голосом Погодина. – Живой!
– Что ему будет? – раздался рядом голос Мытько. – Кость не задета, магистральные сосуды тоже. Рану я прочистил, дренаж поставил, швы наложил.
– Спасибо, Павел Алексеевич, – еле выдавил я, с трудом вспоминая нужное имя, собственный голос показался чужим и мертвым.
Больше никогда не буду оперироваться без анестезии. Уж лучше сразу сдохнуть. Наверное…
– Это еще не все, – назидательно проговорил хирург, потрогав мой лоб. – Антибиотики и витамины, что я написал, обязательно принимать.
– Ну, таблетки-то я могу поглотать, – попытался изобразить я улыбку.
– Какие таблетки? – всплеснул руками Мытько. – Инъекции, батенька, только инъекции. В кровь чтобы прямиком попадали.
– Уколы не уважаю, – я не удержался и поморщился, будто зажевал целый лимон. – Как-то с детства у меня с ними не заладилось…
– Ого, – удивился врач. – Знаменитый Петров, который изловил Новоульяновского душителя, боится уколов? Сказал бы мне кто другой – не поверил бы…
– Ну, и хорошо, – улыбнулся я. – И ты никому не говори. У каждого свои слабости. Кто-то вообще тараканов и мышей боится.
– Тараканов? – Погодин поежился. – А здесь есть тараканы?
– Вы на мою квартиру не наговаривайте! – возмутился шубник. – Нет здесь никаких тараканов, ни мышей нет, ни лягушек.
– Да я просто спросил, – оправдывался Федя, пожав миролюбиво плечами, он повернулся к доктору. – Лекарства я куплю, а вот кто ставить эти уколы будет?
– Кто-кто? Придется мне приходить, – проворчал Мытько. – Повязку и дренаж еще менять каждый день. Так что, Петров, соткой не обойдешься.
– А ты за деньги не переживай, Павел Алексеевич, – я повернул голову к Погодину. – Федя, выдай Гиппократу положенную зарплату. В сто рублей для начала.
– Ага, – кивнул тот со вздохом, мысленно прощаясь с цветным телевизором, и полез в карман.
– И откуда же у доблестной
– Тебе ли переживать за нетрудовые доходы, Павел Алексеевич? – я тоже добавил ехидства в голос.
Насколько мог, потому что тянуло только выть на луну, как заправскому оборотню без всяких погон.
– Между прочим, у нас, врачей, зарплата еще меньше, чем у вас, – парировал хирург. – Вот и выкручиваемся, как можем.
– Да я на “Горизонт” копил! – возмутился Погодин. – С каждой получки откладывал… Мои это, кровные.
– Какая разница, откуда деньги? – уставился я на Мытько. – Бери сотку, и до свидания.
Тот на нашу пеструю компанию как-то странно смотрел, будто только что увидел.
– Разница есть, – неожиданно заявил врач. – Честные деньги не возьму.
– Во как… А где же мы тебе коррупционные возьмем? В час ночи?
– Значит, не нужно платы.
Тут я еще больше удивился:
– Как – не нужно? Ты же врач?
– Вот именно, – в глазах Мытько промелькнула какая-то непонятная тоска. – Привыкли нас всех под одну гребенку. А я, между прочим, сейчас честно живу. Небогато, зато спокойно… И пусть так и будет дальше.
Мытько меня удивлял все больше. Из заносчивого начальника-самодура, что раньше промышлял поборами с пациентов, он превратился вдруг в совестливого человека… Бред какой-то. Люди не меняются. Или все-таки иногда случается такое? Ладно, дальше посмотрим.
– Спасибо, конечно, – я протянул Мытько для рукопожатия левую руку. – Надеюсь, завтра придешь к перевязке?
– Да приду я, Петров, – буркнул хирург. – Обещал же… Все, откланиваюсь. А ты, Федор, увези меня домой.
На следующий день я проснулся, когда солнце уже стояло в зените.
– Ни хрена ты дрыхнуть, – вместо доброго утра сказал мне Медведев. – Обед уже…
– Слабость, сил много потерял. Скажи спасибо, что не сдох у тебя на хате, – поморщился я, пытаясь сесть на диван.
Пульсирующая при малейшем движении боль пронзала руку. Подкатил сушняк. Во рту металлический привкус.
– Принеси воды, – попросил я шубника.
– Я к тебе в сиделки не нанимался, – проворчал тот, но пошел на кухню и все же принес граненый стакан.
Я опустошил его в три-четыре глотка, залпом. Протянул обратно шубнику:
– Повтори, будь другом.
– Чёрти что! – прокряхтел тот и снова пошел за водой. – Андрей Викторович Медведев менту прислуживает! Сказал бы кто мне такое раньше, не поверил бы и в морду плюнул.
– Хорош брюзжать, – осадил я шубника. – Я добро не забываю…
– А на что мне твое добро? Я теперь вообще, скорее всего, в розыске за покушение на начальника УВД. Сафонов харю мою видел, разглядел, как я тебя сейчас. На улицу теперь носа нельзя показать.