Назад в СССР: демон бокса 2
Шрифт:
Смотрел сурово из-под насупленных рыжеватых бровей, без страха, ненависти. Робот какой-то, будто лишённый человеческих эмоций. В перерыве не опустился на стул, лишь кинул руки на канаты в своём углу.
— Устал не более тебя, — буркнул Ким и больше не лез с советами. Ясно же, задуманное не получается.
Во втором раунде я сменил стойку на правостороннюю. Джебы передней рукой перестали удаваться и у него, и у меня, а вот в сближении ему получилось неудобно. Ударил правым хуком, чтоб перейти в ближний бой, промазал, и я успел засадить кросс поверх его правой руки. Когда столкнулись головами, понял: он потрясён.
Выход
Ну, пробуем… Оттолкнуться, с левой в печень на опережение, правой в пятак на отвлечение и с левой в голову на погасить свет. Поехали!
И свет погас у меня. На малую долю секунды раньше соперник пробил в корпус — как конь копытом лягнул, потом достал в челюсть и рефери открыл счёт.
— … Четыре, пять, шесть…
На миг я встретился с глазами с Кимом. Уговорил его ставить на нашу победу, но не какой-либо раунд. Ставки фифти-фифти, он отнёс пять тысяч, сильно рискуя, один такой нелегальный тотализатор менты, говорят, накрыли, деньги ушли на благо строительства коммунизма.
— Семь…
Я поднял перчатки к лицу и принял стойку, махнул кулаком вперёд, изображая удар по тени. Если судья куплен, может сказать «восемь», потом «девять» и «десять», невзирая на моё бодрое состояние. Нокаут будет фальшивый, но кто его отменит? Проигрыш, отстранение от соревнований на много месяцев. Хрен кому что докажешь.
— Бокс!
Саченков не кинулся на добивание, продолжая работать в прежней манере. Автомат какой-то, не человек.
Ладно, пробуем по-другому. Снова в левостороннюю, правая перчатка защищает челюсть от его джебов. Начинаю с левого джеба в обманчиво открытую голову, тем связываю его правую руку в защите. Моя правая бьёт апперкот со средней дистанции, он не достигает цели, зато провоцирует ожидаемый хук левой, что я и получаю, но готов и ухожу нырком, после чего снова бью, но не левой, как он ждал бы, а правой в корпус без замаха, на этот раз — точно и жёстко.
Это описывать долго, в реальности с первого джеба в моей комбинации и до удара на поражение в селезёнку прошло немногим больше секунды.
Саченков на миг завис. Не привык, что противник в левосторонней может подряд два-три раза бить с правой? Расплачивайся!
Дальше — никакой пощады, мощная серия правой и левой, он отвечает, но не может достичь прежней меткости, всё идёт вскользь. Пробует перехватить инициативу, бьёт хук правой, провалился, челюсть закрыта накачанными мышцами плеча, но верхняя часть головы словно умоляет: врежь!
Бам-м! И контрольный выстрел с правой, у него такой выпирающий подбородок, удобный для принятия плюхи, в него попадает прямой. Делаю шаг назад, только тогда, с запозданием слышу судейское «стоп». Саченков теряет капу, та вместе с каплями розовой слюны и брызгами крови летит на ринг, сверху падает сам боксёр.
При счёте «десять» встал на колени, пытался оторвать их от канваса, но повалился набок. К поднятию руки победителю нанюхался нашатыря и держался довольно ровно, пританцовывая и роняя воду с рыжих кудрей, хоть ежу понятно: на Олимпийских играх в Москве быть ему только зрителем.
Грузины буквально вырвали меня у белорусов, напихали в руки плетёные бутыли с вином и чачей, какие-то подарки, золотые часы, я отнекивался, слышал в ответ «абыжаешь», все
— Валера, генацвале, — начал Резо из республиканского спорткомитета Грузии. — Твой «волга» с чемпионата Европы, он — новы?
— Естественно. Как договаривались — только снял с учёта и перегнал в Ростов-на-Дону.
Пришлось немного поторговаться, под взглядами земляков Резо сдался и вручил мне пачку денег. Я вернул их обратно.
— Дорогой! Мне деревянных достаточно. Можешь купить доллары на всю сумму?
— Дорого у нас. По шэст просят! В Масквэ па пят найдёш.
— Значит, по шесть. В июне буду в Грузии на сборах. Успеешь?
— А чом рэч!
За Союз мне полагается машина тоже, если сочтут, что много в одни руки, всё равно что-то отстегнут, немаленькое. Деньги есть. Только с финального боя я поднял пять тысяч рублей, итого за десять дней заработал в разы больше, чем отец тела в университете за год.
«Волга» — как бы хорошо, но она мне не очень нужна. Принятый после победы в Кёльне лично у Первого секретаря ЦК КПБ Петра Мироновича Машерова, я выпросил у него участок земли под застройку на берегу Дроздовского водохранилища в Ждановичах, рядом с пансионатом, где есть все коммуникации — электричество, газ, телефонные пары, осталось только подключиться. Поскольку состояние дорог в Белоруссии несколько хуже, чем в Кёльне, да и чистят их не ахти, «волга» зимой просто застрянет. Получив права, я купил через «Урожай», только не надо смеяться, новенький УАЗ-469 с железным верхом, тот самый «бобик», дав две тысячи сверху. Оформил его на дедушку, тот аж челюсть вставную отвесил, узнав о выборе внука, но доверенность выписал: катайся, коль так.
Не только проходимость уазовского «хаммера» мне была нужна. С «жигулей», «волг» и «москвичей», оставленных на ночь во дворах, а то и средь белого дня, постоянно и массово крали аккумуляторы, щётки стеклоочистителей, фары, лобовые стёкла, радиоприёмники, запасные колёса, колпаки дисков. А то и вообще поутру разутые машины встречали своих владельцев, стоя голыми тормозными барабанами на кирпичах. УАЗовские детали никому не нужны, куда их продашь? Разве что председателю колхоза с таким же «бобиком» или начальнику милиции, но те у государства их возьмут бесплатно. Волновался я лишь за аккумулятор, потому поставил у заднего борта огромный от грузовика, а под капотом чисто для видимости красовался сдохший, вроде бы присоединённый к электросистеме проводами, но с изолирующими шайбами. Раз в два-три месяца обнаруживал открытый капот и пустую аккумуляторную нишу, ставил в неё следующего покойника. Таковы реалии СССР, я их не менял, а только подстраивался.
Призовые машины проще было вешать на себя, выжидать несколько месяцев, типа эксплуатирую, а потом отгонять горячим кавказским парням, любителям «ласточек».
По сравнению с машинами третьего тысячелетия обе, что ГАЗ-24, что УАЗ-469, представлялись мне реликтами, достойными разве что музея, разница в комфорте и прочих эксплуатационных их качествах, точнее — отсутствии таковых, не казалась мне важной. Если вдруг переберусь на загнивающий Запад, подберу подходящую для загнивания тачку, а пока катаюсь на том же, что и остальные товарищи в СССР. В УАЗике я воистину боксёр из народа! Правда, не весь народ этому поверил, в чём вскоре пришлось убедиться.