Назад в СССР: Демон бокса 3
Шрифт:
Не вышло. Он двигался, уступал центр ринга, к канатам не давал себя прижать, периодически выбрасывая левые джебы, удерживающие меня на дистанции, для него безопасной. Потанцевали, размялись и разбрелись по углам.
— Как намерен его ломать? — спросил Марв, протягиваю бутылочку с водой. — Корпус прикрыт. Войди в ближний и пробуй достать в затылок, пока рефери не тявкнет.
— Как вариант. Но смотри, уж очень он локотки сжимает. Они изучали мои бои, знают, как умею разбивать брюхо. Вот и воспользуюсь.
— Ты о чём?
— У него бока открыты. Такие тонкие хрупкие рёбра!
— Не говори ерунды. Ударом в бок по корпусу никто никого ещё не нокаутировал. Для этого Бог дал
— По печени тоже хорошо…
Сексапильные девицы в купальниках и босоножках, лица на крепкую четвёрку, зато фигурки — идеал, пронесли по рингу щиты с большой цифрой два, знаменующей начало второго раунда. При звуке гонга я подпрыгнул и по команде «бокс» кинулся на афро-жертву, не дав парню даже толком выбраться из угла. На ураганный град ударов он ответил только защитой, позволив приблизиться, и мой хитрый кулак, обогнув его левый локоть, смачно врезался в рёбра.
Хренась!
Отступив, увидел, что в тёмно-карих глазах к выражению ненависти примешалась боль. Разозлённый, Чарлз кинулся атаковать, но как-то быстро сник. Наверно, резкие движения мучительны, если в рёбрах трещина.
Я повторил нехитрую комбинацию и снова добился попадания в левый бок. Противник аж взревел, выронив капу. Судья тормознул бой, попросив вернуть капу на место. Чарлз поднял её с канваса, вряд ли стерильного, и без тени брезгливости сунул в рот.
Он сменил стойку на правостороннюю, расположив травмированную зону как можно дальше от моих ладошек. Наивный! Твоя правая сторона меня так же вполне устраивает.
Он пропустил удар в бочину и уверился, наконец, что соперник спланировал банально переломать ему рёбра. Когда я начал размашистое круговое движение левой, Чарлз инстинктивно дёрнул локоть назад, превосходно обнажив правую часть пуза. Как несложно догадаться, именно туда и прилетело.
Мой последний хук свернул ему нос вправо и вверх, что довольно сложно в боях с афроамериканцами — у них носы от природы плоские, не зацепить. Уверен, теперь его лицо обретёт редкий индивидуальный признак, сопелка будет смотреть в сторону и в гору, если страдалец не заморочится пластической операцией.
Если бы я работал режиссёром телетрансляции этого боксёрского боя, то непременно включил бы в записи предматчевые похвальбы битого негритёнка: «выдающиеся боксёры прежних времен сошли с небес и поддерживают, чтобы я присоединялся к их кругу избранных. Все силы рая и ада заключили союз, чтобы я стал чемпионом мира…» Если кто-то и сошёл с небес, то только чтобы плюнуть и сказать: ну что валяешься, «чемпион»?
Пока рефери считал над телом до десяти словно первоклассник, только-только осваивающий устный счёт, я прыгал, поворачиваясь к зрителям Нассау Колизеум, отдельно к каждому сектору, тряс в воздухе кулаками и орал: «Перестройка! Ускорение! Гласность! Горбачёв!» Иными словами, вёл себя как конченный дебил, но такой дебилизм нравится американцам. Наконец, если не «Правда», то хотя бы «Известия» напишут в Москве, что выступающий в США советский спортсмен Матюшевич непременно кричит «Перестройка» и «Горбачёв», когда в очередной раз доказывает преимущества советской боксёрской школы над капиталистической.
Победа над Робом Чарлзом, имевшим семнадцать побед всего при двух поражениях на профринге, да ещё в бою, дающем право кинуть вызов чемпиону мира по версии WBC, подняла меня на новую ступеньку в иерархии бокса, в первую очередь, подсуетив кучу новых проблем. С первой из них я столкнулся уже через полчаса после окончания схватки. Выезд из спорткомплекса преградила не сильно большая, но плотная толпа, где перемешались самые разные личности — от желающих взять автограф или переспать со мной до
Звёздная жизнь — дорогое удовольствие. А если ещё тридцать три процента от сборов отстёгивать Виктории, чтоб ей комфортно миловаться с Гошей… Я вас умоляю.
Именно о комфортной жизни со мной заговорил промоутер, когда взлетели, и самолёт взял курс на Калифорнию.
— Вал! Победишь Биггса, и станешь реальной знаменитостью.
— Я его завалил бы ещё на Олимпийских играх, если дорогой моему коммунистическому сердцу Константин Устинович Черненко не подписал бы отказ от участия СССР в Олимпиаде. И к тебе перебежал бы уже в ранге чемпиона в супертяже. Не пришлось бы колотить всякую шелупонь.
Тайрелл Биггс сделал сногсшибательную карьеру благодаря тому олимпийскому золоту, провёл несколько матчей, и уже в декабре получил пояс WBC, кое-как по очкам выдушив победу над прежним чемпионом мира. В апреле ему полагался матч с претендентом, защита титула. И вот невезуха — в претенденты выбрался я.
В известной мне истории бокса его как бабочку растоптал Майк Тайсон. Но тогда Биггс уже здорово сдал, звёздная жизнь, обычно это пьянки-гулянки, девочки и наркота, уложат и здоровенного афроамера, осталось лишь добить. Сейчас он в наилучшей форме, уродства профессионального бокса ещё не сказались на нём. В принципе, мы практически одновременно ушли из любителей. Я пока не чувствовал деградации. Марв давал мне нагрузки достаточно грамотно, помогал развить технические приёмы, в СССР не особо популярные, а его расистскую психологическую накачку «убей негра» я благополучно пропускал мимо ушей. Мне не требовался допинг ненависти, в двухтысячелетнем демоне её и так с избытком, а выброс адреналина, когда обращался к дракончику на затылке, готов был порвать меня изнутри, если не дать выхода в сокрушительном ударе.
— Знаменитости не полагается жить в собачьей конуре, — прервал мои размышления Дон. — Тебе придётся переехать.
— На голливудские холмы? Сколько же ты мне собираешься платить? Там или трущобы, или элита, где самый скромный домик стоит многие миллионы. Да и аренда не дешёвая.
— Снять дом там практически не реально, — обнадёжил менеджер. — Для людей, урвавших недвижимость в лучшей части Голливуда, несколько сот тысяч в год со сдачи дома — просто пыль. Если кто-то выходит в тираж, обычно продаёт свою виллу. Но есть вариант.
— Ага. Сейчас огласишь нечто охрененное, оно ввергнет меня в долговую яму лет на десять, и я буду привязан к тебе словно якорной цепью.
— Угадал, мой мальчик! — противный седой старый ниггер засмеялся неприятным смехом. Хоть ряды сидений в бизнес-классе отстояли далеко, звук разговоров заглушался гулом двигателей, он нагнулся ко мне и прошептал на ухо, обдавая тёплым влажным дыханием:
— Как тебе Пасифик Палисейдс?
Признаться, бывал там лишь раз, и то — случайно. Это где-то между горами Санта-Моника и Тихим океаном. На его просторах раскинулся большой парк Уилла Роджерса с пешеходными и велосипедными тропами… и квадратный сантиметр земли там дороже крыла самолёта.