Назло богам, на радость маме

Рагимов Михаил Олегович

Ну, это ненадолго. Перун тяжко вздохнул и, подав голос, откинул полог:

— Здорово, коллега! Как дела, как жена, как дети, как овцы?

— Сам калека! — подергал жиденькую бородку сидящий на северной стороне дородный старик в засаленном шелковом халате, шитом золотом и с бриллиантовыми пуговицами. — Опять все приветствия перепутал! Откуда у меня жена, дети… Особенно овцы! Я тебе что, Гмерти [2] какой, а?

— А есть разница?! — невинно поинтересовался громовержец. — Тенгри, Гмерти… Что ты — Небо, что он — Небо.

2

Гмерти —

верховный бог грузин времен язычества. Бог Неба

— Чтоб ты понимал, молокосос! Я — Великое Небо! И Синее! Тебя еще и в проекте не было, а копыта коней моих почитателей уже…

Вот из-за этого Перун и не любил ходить в гости к Тенгри. Не того масштаба фигура, не перуновского. Чувствуешь себя не богом воинов, а нашкодившим щенком. А еще хитрый степняк вырядится старым пнем, и проявляй уважение согласно традициям.

— Ладно, ладно, — громовник примирительно поднял руки. — Хотя как ты ухлестывал за Мзекали, [3] я помню! И чем это кончилось…

3

Мзекали — дочь Гмерти, дева-солнце

— Чем кончилось, чем кончилось… — пробурчал Тенгри. — Пришли какие-то уроды и всех крестили, кого не убили! Старого дурака не жалко! И мальчишек Хвтисшвили, [4] в общем, тоже. Но Мзекали, девочка моя… — старик вздохнул.

— Не переживай так, — сочувственно вздохнул Перун. — Семьсот лет прошло.

— А ведь как вчера… А Яшка, паршивец, еще издевался! Мол, я не хотел, само получилось!

— Ну, за глаза-то он иначе говорил, — громовержец отцепил с пояса небольшой бурдюк. — Пить будешь?

4

Хвтисшвили — сыновья Гмерти. Тоже боги.

— Опять эта твоя… горилка? — с подозрением покосился Тенгри. — А потом будет казаться, что скакунов в моих табунах вдвое больше, чем на самом деле?

— А что тебе не нравится? Много скакунов — хорошо!

— Да? А когда трезвеешь и понимаешь, сколько их есть? — Тенгри недовольно оскалился. — Я, как первый раз твоего зелья нажрался, наутро Кришне морду набил! Думал, он коней спер! Потом с этой дурой шестирукой объясняться замучился!

— Разве Кришне? — усомнился Перун.

— Ну, может, Шиве, — не стал спорить старик, — Или Раме. Они там все на одно лицо! Гадость твоя горилка! Не буду ее пить!

— Так я ж и не предлагаю! — Перун изобразил изумленное лицо. — Я ж вина принес! Саперави! Грузинское, между прочим!

— Не трави душу! — возмутился старик и протянул рог. — Давай! Помянем павших!

Перун разлил вино. Выпили. Повторили…

— И чем у тебя с Кали закончилось? — поинтересовался Перун.

— Да как обычно, — махнул рукой Тенгри. — Только Умай [5] потом лет семьдесят дулась: мол я ее готов на любую шлюху променять!

— А ты не готов?! — усмехнулся Перун.

5

Умай —

богиня земли монголов (и прочих степняков)

— Ну не на любую же! — всплеснул руками бог кочевников. — А так, ничто божественное нам не чуждо… Только где же их теперь возьмешь? Прошли времена…

— Не скажи, не скажи, — усмехнулся Перун. — Как тебе такая крошка?

В воздухе повисла голограмма Мекрины. Чертовка была затянута в черную кожу, не скрывающую ни одну особенность фигуры. Прямо как живая. И очень соблазнительная. Только маленькая.

— Хороша! — подергал бородку Тенгри. — Но Мзекали была лучше.

— Ты не объективен!

— Хм… Твоя?

— Если бы, — вздох вышел похожим на всхлип. — Такие теперь только у Яшки водятся…

— Со своими, небось, у него само не получается! — скрипнул зубами кочевник. — А мне соболезнует! Вот подогнал бы парочку таких, и никаких соболезнований не надо…

— Это он при встрече такой чуткий. А за глаза… — Перун наклонился к Тенгри и прошептал ему несколько слов.

— Что так и говорил?!

— Ага!

— Желтой… Ненавижу! — скрипнул зубами кочевник. — Прибил бы! И самого, и всех его уродов!

— А я до сих пор удивляюсь, почему ты ему спустил?

— Спустил?!

Тенгри вскочил, увеличиваясь в росте. Напускная старость слетела словно шелуха. От дородности не осталось и следа. Воин в самом расцвете сил. Мощный, поджарый и бесконечно опасный. С гигантским луком за спиной и мечом на поясе.

— Мои гунны ураганом пронеслись по континенту, смели «вечные империи», украденные этим проходимцем у Юпитера и…

— И утопали несолоно хлебавши, — закончил Перун.

— Эти идиоты вместо того, чтобы омыть копыта коней в Атлантическом океане, тупо передрались за власть, — Тенгри сел обратно, уменьшаясь в размерах, но сохраняя воинственный облик. — Люди, что с них взять. Пока был жив Атилла…

— Сначала твой Атилла порезал твоих же сарматов и скифов, — хмыкнул Перун. — Потом досталось моим роксаланам. А когда он добрался до нужных глоток — уже и аппетит пропал.

— Горилка есть? — рыкнул Тенгри. — Дай сюда! — забрал у собеседника стеклянный штоф и надолго присосался к горлу. — Скажешь, надо было гуннов через Персию пустить? Еще и с Ахурой [6] схлестнуться?!

— Тогда не знаю… — протянул славянский громовержец, — а сейчас там только Яшкины угодья. Тамошние его Аллахом кличут. Проредить бы… Да далеко нам…

6

Ахура Мазда — главный бог огнепоглонников. Во времена гуннов — и персов в том числе.

— Тоже мне далеко, — пренебрежительно усмехнулся Тенгри. — Куда ближе, чем моим орлам!

— Ну так, — Перун старательно подливал хозяину горилки, — зачем дело стало?

— Кто сказал, что оно стало? — подозрительно взглянул на гостя Тенгри. — У меня всё по плану. Лет через двести родится великий вождь, объединит монголов, объявит поход к Последнему Морю и набьет всем рожи. Кого стрелами не утыкает, как ежиков!

— За двести лет, — Перун сам удивлялся своей изворотливости. И чего его Мокошь тупым производителем считает? — Яшка такую силу наберет, что твоего вождя в ислам обратят вместе со всей армией! Ты знаешь, что у него два камня есть? В Аравии и Иудее!