НЧЧК. Дело рыжих

Астахова Людмила Викторовна

Эрин скрипнул зубами от давней обиды и злости.

Все-таки сумели испортить настроение!

* * *

«Если не можешь задавить недоброжелателя чином, авторитетом или интеллектом, стань его другом», – наставляла меня мамочка. А папуля меланхолично добавлял: «Закорешись, то есть». Наиболее простой способ для достижения этой цели – позволить жертве выговориться, сочувственно кивать в нужных местах и задавать наводящие вопросы. Ничто так не радует сердце разумного существа, как интерес к нему, любимому.

Через полтора часа от начала моего знакомства с Пинией Лавровной в мире не нашлось

бы более близких душ. За чашечкой травяного чая (гадость редкостная, но на тот момент я была уже уверена, что в питье нет ни рвотного, ни слабительного) дочь лесов взахлеб излагала благодарной слушательнице очередную вариацию на вечную тему: «все мужики – сволочи». Оказывается, дриада в свое время активно мостила путь к сердцу и прочим органам моего начальничка – безуспешно. Этим, отчасти, и объяснялась ее враждебность. А он, негодяй, такой-рассякой аморальный алкоголик… Не выгорело дельце, короче. Зачем под сочувственные вздохи мне были пересказаны все перипетии нелегкого быта участников телешоу «Флэт-2», а также подробности личной жизни эстрадной певички Мимозы и ее черного волкодава, перемыты косточки столичной элите, обсуждены последние моды… В довершение всего, в знак, я так понимаю, величайшего доверия, Пиния Лавровна продемонстрировала мне фотографии семейства ее домашних любимцев – древесных жаб, и даже дала послушать запись их хорового пения.

Последним очком в мою пользу послужило то, что очаровательно-строгий энчечекистский мундирчик оказался оливково-серого цвета. Подобная цветовая гамма мгновенно превратила меня в мышь бледную, обыкновенную. С моими темно-русыми волосами и серыми глазами, собственно, неудивительно. Тут уж фигура не спасет, и зоркий глаз дриады мигом углядел все недостатки. Надо было видеть, как она расцвела! Ничто так не радует женщину, как вид другой женщины в категорически не идущей ей шмотке! На то, собственно, и был расчет. Окончательно убедившись в том, что столичная штучка ей не соперница, Пиния Лавровна совершенно растаяла. Расставались мы нежно, именуя друг дружку «Пинечкой» и «Нолочкой». В общем, покидая гостеприимный склад Управления НЧЧК в новом, с иголочки, мундире, я могла быть абсолютно уверена в том, что одной недоброжелательницей у меня стало меньше. И не спрашивайте, как это получилось.

Единственная неприятность заключалась в том, что от нервного перенапряжения (попробуйте покопаться в мозгах деревяшки и поймете, о чем я) со мной приключился очередной приступ профессиональной мыслечтецкой мигрени, да и вообще, хотелось выпить кофе и выкурить сигаретку. Зверски. Чтоб смыть привкус травяных чаев с языка и муть болтовни и сплетен из сознания.

«Я тебе камуфляж и зимний комплект завтра сама занесу, Нолочка, деточка», – проворковала на прощание Пиния Лавровна. Случай, как я понимаю, небывалый. Доблестные энчечекисты будут в легком шоке, полагаю. Хе-хе.

* * *

У сородичей товарища Шрака подобные заведения назывались по-гоблински колоритно – гандель. Дешевый треснутый кафель на полу, мутные, никогда не мывшиеся окна с решетками, крашенными в грязно-голубой цвет, кособокие столики, чья шаткость создает общее ощущение небольшого шторма, литровые стеклянные бокалы с липкими ручками – последний причал на пути ко дну. Здесь редко кто смотрит в глаза случайному собеседнику-собутыльнику. Зачем, если в них ничего, кроме желания забыться? Здесь все равны – люди и нелюди, иномиряне и коренные жители. Все одинаково мрачные, раздавленные жизнью и алчущие утешения в объятиях зеленого змия.

Именовалась сия обитель зла – «Ромашка», но, невзирая на упорную борьбу, ведущуюся его хозяевами

не один год подряд, рука какого-то отчаянного правдолюбца регулярно исправляла букву «о» на букву «ю». Таким образом, истина, как ей и положено, торжествовала. От остального мира с его подлинным и мнимым благополучием, а заодно от центрального проспекта, «Рюмашку» отделял великолепный образчик современной рекламы – светящаяся ярко-алым фраза «Ключ к успеху». Где собственно располагался столь ценный скобяной товар, а так же местонахождение замочной скважины, куда его надлежало вставлять, до сих пор никому определить не удалось. Зато и Эрин, и завсегдатаи питейной точки вынуждены были смотреть на рекламный слоган в зеркальном отражении. «Чюлк к ухепсу» странным образом завораживал, направляя даже совершенно трезвые мысли в опасное русло парадоксальных ассоциаций. Было в нем что-то инфернальное, что-то нездешнее, действующее прямиком на подсознание. Вроде того жуткого иномирянского заклинания, превращающего человека в собаку, которое нелегальные мигранты завезли вместе с модой на реалити-шоу. И хотя абырвалг действовал только на лиц человеческой расы, но за его использование можно было схлопотать очень приличный срок.

Каждый раз, после созерцания пылающего чюлка, предназначенного для неведомого огненного ухепса, Эрина начинала жестоко мучить совесть. За ведомый им образ жизни, столь мало совместимый с идеальным образом служителя закона, к тому же, совершенно недостойный взрослого мужчины. Иногда хватало всего получаса чюлка, чтобы Эринрандир отставлял в сторону едва пригубленный бокал пива и торопился обратно в управление, чтобы с азартом и рвением фанатика наброситься на работу, и трудиться, трудиться и трудиться без отдыха и перерыва, до изнеможения. И так до тех пор, пока не приходил ухепс, а точнее, полнейший ухепс, за которым неотвратимо следовали вызов на ковер к Ытхану Нахыровичу, строгий выговор и временное изъятие табельного оружия.

Именно поэтому, явившись на встречу с Гримой, отважный энчечекист занял стратегически верную позицию относительно опасного для его рассудка словосочетания – спиной к окну. Так-то оно вернее будет, да и не время сейчас для душевного самоистязания. Заказав для своего визави полную кружку пенного напитка сомнительного происхождения, эльф в знак личного расположения присовокупил чекушку водки.

– Плохо выглядишь, начальничег, – вежливо посочувствовал информатор, тренированным движением смешивая привычный коктейль. – Может, и себе возьмешь кружечку?

– Спасибо, – сдержанно отказался Эрин.

– Я понимаю… служба…, – вздохнул Грима, и печально покачав головой, добавил: – Не бережешь ты себя, начальничег, совсем не бережешь.

– Не твоя забота, – довольно невежливо пробурчал эльф. – У меня к тебе будет маленькая просьба.

– И сразу к делу… экий ты торопыга… дай хоть пару глотков сделать, – простонал его томимый жаждой собеседник и припал губами к краю кружки.

Глаза его закатились, покрытый редкими волосинками кадык заходил ходуном…

Оперативное прозвище Грима господин Ароматский получил путем прямой ассоциации с именем знаменитого, почти легендарного двойного агента Гнилоуста. Ибо запах, исходящий от его уст при разговоре, отличался редкостным зловонием.

«Ну, а чего ты хотел? – спросил сам себя Эрин. – Паршивое место, безрадостное время, омерзительный собеседник. Все один к одному»

– Допил? Или еще хочешь? – равнодушно полюбопытствовал следователь, глядя, как информатор выцеживает последние капли чудодейственного напитка.