Не ангел
Шрифт:
— Она целыми днями лежит в постели, преисполненная жалости к самой себе, и ей нечем заняться. Селии необходима какая-то деятельность. Лично мне в подобных случаях всегда помогала неделя рыбалки в Шотландии. Оливер, не смотри на меня с таким удивлением. Я сама потеряла четверых детей. Все это очень тяжело, тебе, мужчине, не дано понять, каково это. Едва ли ты вообще способен что-нибудь понять, если ты такой же, как лорд Бекенхем. Должна признаться, я полагала, что ты несколько отличаешься от него. Селия думает, что ты осуждаешь ее, а тебе не следовало бы так поступать. В жизни всякое случается. Я охотилась верхом, с собаками,
Оливер пришел в такой ужас от собственного портрета, который живописала ему теща, что немедленно поднялся наверх к Селии, обнял ее и нежно сказал:
— Дорогая, я хочу, чтобы ты знала: я действительно тебя люблю!
— Правда? — спросила она, с опаской глядя на мужа. — А мне кажется, что нет.
— Конечно люблю. Прости, что я заставил тебя страдать. И еще… — Он сделал паузу и также с опаской взглянул на нее. — В общем… я хочу, чтобы ты как можно скорее вернулась в издательство… — И добавил: — Но поначалу на неполный рабочий день.
Селия быстро села на постели, лицо ее просияло.
— Завтра? — спросила она.
— Нет, дорогая, еще не завтра. На следующей неделе, если будешь хорошо себя чувствовать.
На что Селия вновь разразилась слезами.
— Милая, не надо, пожалуйста. Не надо столько плакать. Может, это не такая уж хорошая идея…
— Нет-нет, это прекрасная идея! Мне необходимо думать о чем-то еще. Прости, прости меня, Оливер, я чувствую себя такой виноватой, такой… плохой! Я должна была вести себя осторожнее, так, как советовали все доктора. С моей стороны это было эго истично и так больно ударило и тебя, и меня. Пожалуйста, прости меня.
— Прощаю, — целуя ее, сказал Оливер, — конечно прощаю. Ты же просто не знала, — великодушно добавил он. — Но в следующий раз ты обязательно должна делать все, что велит врач. Отдых, отдых и еще раз отдых.
— И ты на меня больше не сердишься?
— Не сержусь. Печально для нас обоих, и хватит о грустном. В следующий раз все будет в порядке. Но до этого еще далеко, — твердо добавил Оливер. — Мы должны быть очень, очень осторожны. Твоя мама приглашает тебя поужинать с нами. Сможешь спуститься?
— Да, конечно.
— Стреляный воробей — наша матушка, — пошутил Оливер, — кладезь здравого смысла. Она все больше и больше мне нравится. Кстати, она рассказала мне, что сама потеряла четверых детей. Ты знала об этом, Селия?
— До сегодняшнего дня — нет, — ответила Селия, — она мне только сегодня призналась. Не думаю, что о таком стоит беседовать с детьми. Но меня ее откровение немного успокоило. Ведь это не помешало маме иметь детей в дальнейшем. Так что…
— Дорогая, я тебе уже сказал: о детях — ни слова.
— Что ж, ладно, — вздохнула Селия, — но я ужасно соскучилась по нашей любви. Это одна из причин самых тяжких моих страданий. Я думала, что больше не нужна тебе,
— Я ужасно хочу тебя, — прошептал Оливер, — и если… в общем, как я уже говорил, мы просто должны быть очень осторожны. Знаю, тебе это не очень-то нравится, но…
— Мы непременно будем осторожны — обещаю, — заверила Селия. — Если я вновь смогу обрести твою любовь, я готова на все, что угодно.
Серия «Биографика» начала выходить с декабря 1907 года. Вначале появился комплект из трех первых томов в одном футляре: это были биографии Флоренс Найтингейл, лорда Мельбурна и Уильяма Морриса. На фронтисписе каждой книги помещалась иллюстрация, выполненная талантливым, найденным Селией художником с благозвучным именем Томас Уолси. Серия разошлась в считаные дни. Целая армия распространителей — молодых людей, забирающих книги у издателей и развозящих их по книжным лавкам, — была загружена вплоть до самого Рождества.
А Селия уже работала над новым комплектом и между делом — весьма небрежно — выполняла свои рождественские обязанности: покупала подарки, наряжала елку. Она была очень занята, но все же не настолько, чтобы не чувствовать подступающих к глазам слез при виде детишек в колясках и многочисленных фигурок младенца Христа, уложенного в застеленные соломой ясли, над которым нежно склонялась фигура Богородицы с молитвенно сложенными руками. Ей было особенно тяжело, когда она повела двухлетнего Джайлза на рождественскую службу в Старую церковь в Челси, так тяжело, что, когда они возвращались домой и она держала сына за руку, он взглянул на нее и спросил, почему она так сильно плакала в церкви. Селия улыбнулась ему и сказала, что она плакала не по-настоящему, а просто от радости и счастья. А когда они пришли домой и возле огромной установленной в холле елки их встретил Оливер с подарками — педальной машиной для Джайлза и изысканным жемчужным ожерельем в три нити для Селии, — она и в самом деле почувствовала радость и счастье и поняла, что сказала сыну правду.
А в это время Сильвия Миллер лежала в постели у себя на Лайн-стрит, на матрасе, тщательно застеленном газетами. Детей отослали к соседям. Тед взволнованно ходил взад-вперед по короткому коридорчику, пытаясь не прислушиваться к стонам жены. На печке грелся запас горячей воды. С помощью соседки, нелегально служившей повивальной бабкой всему району, Сильвия родила очень маленькую, но вполне здоровую девочку. Потом, лежа в постели, бледная и измученная, но очень счастливая, Сильвия велела позвать детей и показала им девочку, которую решили назвать Барбарой.
Но тут маленький Фрэнк, который только начал говорить, сильно взволнованный рождением сестренки, сказал:
— Барти, Барти, Барти, — и погладил девочку по маленькой головке, покрытой шелковистыми волосиками.
Так она и осталась Барти на всю жизнь.
Глава 4
— Нет, пойду. Ты не имеешь права меня удерживать. Я не… не рабыня тебе.
— Бога ради, Селия, — устало сказал Оливер, — разумеется, не рабыня. Но мои настояния, чтобы ты берегла здоровье и не принимала все чересчур близко к сердцу, вовсе не диктат. Я волнуюсь за тебя. За тебя и ребенка. Мы не должны допустить повторения того, что случилось в прошлый раз.