Не ангел

Винченци Пенни

Человек, изучающий язык мимики, нашел бы в этот момент богатый материал в лице Лотиана: он совершенно замер, и глаза его впились в мистера Стаббза.

— С мисс Бартлет?

— Да, сэр. Она ведь училась у вас в группе, не так ли?

— Нет, — уверенно ответил Лотиан.

— О, прошу прощения, сэр, я думал, что это так. Ну, как бы то ни было, ему понадобился ее адрес. Адрес мисс Бартлет, я хотел сказать.

— И… вы ему сообщили?

— Ну разумеется, но у меня есть только адрес ее родителей, сэр. Его я и дал. Они могут переслать ей письмо, если пожелают. Если она уже не живет с ними. А может быть, и живет. Вы, случайно, не в курсе, сэр?

— Разумеется, нет, — удивился

Джаспер Лотиан. — Откуда я могу знать? Простите, мистер Стаббз. Мне пора.

И он торопливо направился к зданию колледжа и, поднявшись прямиком к себе в кабинет, написал письмо, приклеил марку и вышел к ближайшему почтовому ящику. Затем вернулся, сел и, хо тя было только начало двенадцатого, налил себе виски.

— Я хотела бы завтра вернуться домой, — сказала ММ. — Все дети уехали, и Джею без них будет грустно. И я тоже, конечно, скучаю по нему.

Селия устало взглянула на нее. Как хорошо было в те дни, когда ММ работала в офисе, и ее быстрый здравый ум все схватывал налету, и она говорила Оливеру такие вещи, которые сама Селия никогда не рискнула бы ему сказать. Например, что Джеку нельзя было поручать такую работу и позволять тратить столько денег, что Джеймс Шарп слишком увлекается цветными иллюстрациями, когда можно обходиться просто графикой, что Оливеру следовало бы заручиться страховкой на случай исков о клевете, как уже сделали многие издатели: «На сей раз уже слишком поздно, но на будущее я бы очень тебе это советовала», что Питер Бриско с его вальяжностью и нерасторопностью вряд ли устоит против того ретивого молодчика, которого нанял Лотиан, что редакторам следует подсуетиться с поисками замены «Бьюхананам».

— К осени, конечно, уже не успеть, но это не причина для бездействия. Может быть, к Рождеству что-то и удастся, — сказала ММ.

Селия знала, что должна бы заняться этим сама, но она была совершенно больна и разбита, чтобы делать нечто большее, чем просто проживать каждый день. Впрочем, осталось потерпеть последний день: через час она уедет. И все будет кончено.

Она старалась собрать всю свою волю и преодолеть то чувство слепой паники и острой тоски, которое накатывало на нее каждый раз, когда она думала о том, что ей предстоит. Селия всячески старалась отвлечься от мысли об убийстве ребенка, о насилии над собой, своим чревом и о поругании всего святого, чем она дорожила. Она запрещала себе думать о существе, которое носила в себе: того, что осталось от ее когда-то отрадного и жгучего любовного приключения или что можно было назвать обрывком ее когда-то счастливого супружества. Но разве виновато это существо, коему даже нет названия, в том, что оно зародилось в ней? Почему же она разрушает его, зверски, жестоко, бесчеловечно, вырывает и выбрасывает вон, отказывая ему в будущем, в потенциальном счастье? Собственная боль, опасность, страдания — все это ее мало заботило. Это ее расплата, и она почти радовалась ей. И уже через час — а теперь и того меньше — процесс начнется. Ради чего? — спрашивала она саму себя. И отвечала: ради здравого смыс ла, прагматизма. Так, чтобы, когда это закончится, все можно было бы начать заново. Это было единственно возможным решением, единственно правильным действием, единственным шансом обрести свободу.

— Мам? Здравствуй, мам! Как ты? Я так рада тебя видеть.

Сильвия взглянула на дочь со странной смесью грусти и гордости: Барти быстро подрастала и становилась высокой и красивой девушкой. У нее уже вовсю формировалась женская фигура, и это невозможно было не заметить. Волосы были красиво собраны в длинную, вьющуюся гроздь. Кожа на летнем солнце стала темно-золотистой,

маленький прямой нос покрылся крошечными вес нушками. Это уже был не ребенок, а почти женщина — очаровательная, умная, прелестная. И она, Сильвия, не имеет к этому почти никакого отношения: она всего лишь родила Барти, а сотворила ее леди Селия. Это было тяжко сознавать. Но Сильвия мысленно встряхнулась. За что же Барти-то винить? Ею, наоборот, нужно гордиться!

— Я прекрасно, моя родная, — сказала Сильвия, — честное слово.

— По виду не скажешь.

— Но это так.

— Фрэнк писал, что тебе опять было плохо.

— Бывает иногда. Ты знаешь.

— Да как не знать, — кивнула Барти. — Я помню, тогда… в общем, тебе нужно показаться доктору Перрингу. Доктору тети Селии. Все уже устроено. В понедельник за тобой заедет Дэниелз, и мы отвезем тебя к доктору на прием. На Харли-стрит.

— Ох, Барти, только не в понедельник, дорогая.

— Почему? Почему опять нет?

— Ну потому… потому… — Сильвия умолкла. — Не время сейчас. Ну… ну, мы ведь говорили с тобой об этом.

— Ясно. Но… я думала, это было тогда, когда тебе сильно нездоровилось. Когда все болело.

— Вот так, Барти. Сейчас я тоже никак не могу идти к доктору. Понимаешь?

— Знаешь, его можно заранее предупредить, — немного подумав, сказала Барти. — Но откладывать дольше нельзя. Я думаю, все обойдется. Как-нибудь.

— Барти…

— Нет, мам. Я считаю, нужно ехать. В конце концов, он же доктор. Тетя Селия говорит, что врачей ничем смутить невозможно. А теперь дай-ка я приготовлю тебе чай. Повариха прислала тебе вкусный торт и пирог со свининой на обед. Смотри, какой чудесный день, можно посидеть на улице на солнышке, и я хочу, чтобы ты мне рассказала обо всем, что делала. Мам, а я теперь умею кататься верхом. Меня леди Бекенхем научила. А Джайлз научил играть в теннис. В конце той недели мы все едем на море. В Корнуолл. Ну пошли, давай я помогу тебе взобраться по ступенькам. Боже, какая ты худая! Я заставлю тебя съесть весь пирог целиком.

Два письма пришли в дом Бартлетов в один и тот же день.

— Это от профессора Лотиана, — сказала Мэри Бартлет.

— Ну так распечатай его.

— Распечатаю, оно адресовано нам обоим.

— Дай-ка его мне. — Мистер Бартлет вскрыл письмо и прочел. Затем сказал: — Что-то я не пойму. Какое-то оно запутанное. — И протянул письмо Мэри. — Как ты думаешь?

Она дважды очень медленно прочла его.

— Не знаю. И мне совершенно не хочется ее тревожить.

— Конечно не нужно. Я вообще терпеть не могу вскрывать ее почту.

— И я тоже. Но если это то, о чем говорит профессор Лотиан, не мешало бы проверить.

— Ты думаешь?

— Определенно. Да. Скажем ей, что произошла ошибка. Она и внимания не обратит.

— Ну ладно, — согласился мистер Бартлет. — Давай. Если оно от этого человека, она может разволноваться.

Мистер Бартлет вскрыл второе письмо и быстро пробежал его глазами.

— Точно. Поэтому мне кажется… А тебе?

— Ой, я не знаю, — с досадой ответила Мэри Бартлет и направилась на кухню готовить обед.

— ММ, через четверть часа я уезжаю. Я помню о том, что ты говорила насчет своего возвращения домой, но как было бы хорошо, если бы ты задержалась здесь. Всего на несколько дней.

— Селия, не могу, дорогая. Я беспокоюсь за Джея.

— Понимаю, но как хорошо, когда ты здесь, как в былые времена. Я даже не осознавала, насколько мне одиноко, до тех пор пока ты не появилась здесь снова. Но ты можешь остаться тут хотя бы до конца дня?

— Конечно, ты же уезжаешь. А куда, кстати?