Не беси меня!
Шрифт:
– А ты чего сбежала-то, в такую рань? – он подошел, обнял, усевшись рядом на кровати, и по-хозяйски чмокнул в щеку. Так, словно каждое утро так делал.
– Не хотела тебя будить. Проснулась, ты еще крепко спишь, а я бы своим шебуршанием тебя потревожила. – Объяснение нашлось легко, как ни странно.
– А я бы, может, был рад такой побудке? А? – Зацепин светился. Просто сиял. Если бы не видела своими глазами, ни за что бы не поверила, что так бывает…
– А ты поздороваться не хочешь с окружающими, а? Герой-любовник… – это Малинина, похоже, устала наблюдать за нашей воркотней.
– Здравствуй,
– И тебе не болеть, Дон-Жуан – горемыка! – Анька, тоже не вставая, изобразила подобие реверанса.
– А че это, горемыка-то сразу, а? Надь, почему она меня обижает? – кажется, Вове сейчас было фиолетово на все, как бы его не обозвали. Сделал вид, что насупился, а сам продолжал сиять, будто медный грошик.
– То. Плохо старался. Если у девушки утром силы нашлись, чтобы от тебя к подруге удрать. – Аня и раньше поражала меня своей прямотой, но сейчас, кажется, начала перебарщивать.
– А я вам не мешаю, товарищи? Может, пойду, досплю пока, а вы дальше обсуждайте… – неопределенно помахала рукой, не зная, какое подобрать приличное слово.
– Нет, Надь, мы сейчас вместе пойдем. Чтобы у Ани ко мне претензий не было. – И он потянул меня за рукав, поднимая вслед за собой.
– А почему тебя волнуют Анины претензии, а не мои?
– А у тебя они тоже есть?
– Нет… – вот же, повезло мне связаться… Что одна, что другой – палец в рот не клади, откусят, вместе с ладонями, и добавки попросят.
– Вот поэтому твои и не волнуют. Все, пойдем, Надь. С Аней потом поговорим, если у нее появятся еще вопросы. А я по тебе уже соскучился.
И утащил меня из соседской опочивальни. Так и не успела я сказать спасибо Малининой за отличный подарок в виде потрясающего белья…
Кто бы сомневался, что Зацепин проснулся и возжелал продолжения. Мало ему было ночью… Честно говоря, и мне тоже хотелось повторить постельные подвиги. Только вот, смущало, что ночь уже прошла, по домику, в котором жило еще несколько человек, кроме нас, начали бродить обитатели, за окнами тоже раздавались человеческие голоса… И того ощущения, что мы одни на белом свете, накрывшее так недавно с головой, уже не возникало.
– Ну, так ты признаешься, почему сбежала, Надь? – оказывается, Вовка не очень поверил в ту отмазку, что я на ходу сочинила и выдала. Он продолжал настаивать на честном ответе. Руки, правда, занимались чем-то совсем другим: они меня отвлекали, совращали, сбивали с толку. Лапал он меня везде, где только можно, если проще сказать. А мне это нравилось, между прочим. Когда большие, горячие, сильные мужские ладони прижимают тебя к такому же горячему и сильному телу, кому это может не понравиться? Я таких не знаю.
– Подумала, что ты меня уже и видеть не захочешь. – Вот. Доотвлекалась. Выдала свой самый главный страх, даже не успев подумать, что мои губы говорят.
– О как. – Зацепин даже прекратил совращение, на время. Взял меня за плечи, отодвинул чуть дальше от себя, прямо в глаза уставился. – Это с чего бы, интересно, такие любопытные идеи взялись?
– Ну, как… Переспал, галочку поставил,
Зацепин даже руки от меня убрал. На лицо какая-то тень набежала.
– Ты где этих бредней поднабралась-то, Надь? Какие галочки, о чем ты?
– Нигде. Я до сих пор жду от тебя подвоха. По идее, для него сейчас самое время… – говорила, и сама себе ужасалась. То, что в мыслях выглядело стройным и логичным, произнесенное вслух, звучало полной белибердой.
И … нет, уходя утром из комнаты, оставляя Вовку в горячей еще постели, я ни о чем таком вовсе и не думала. Стеснялась просто, не знала, как себя вести, когда он проснется. А вот после разговора с Анькой, вспомнив, что никакой особой ревности не заметила, хотя любого мужчину должен был бы взбесить мой поцелуй с Хмелевским… если, конечно, этому мужчине я хоть немного интересна… Мои мысли свернули совсем в другом направлении. И теперь я откровенно сомневалась в том, что Вова захочет продолжения отношений. По идее, если он хотел чего-то от меня добиться, то все уже получил. Не белье же мое он стырит, в качестве доказательства, что «все было»? Это был бы уже совсем моветон. У них в компании, вроде бы, друг другу на слово верят…
Если коротко, то в головушке моей бушевала пыльная буря из каких-то подозрений, не до конца оформленных мыслей, сомнений в себе и во всех вокруг… Иногда прояснялось, и возникала уверенность, что зря я себя накручиваю, и Вовка – просто отличный парень, мною увлеченный. Но эти ясные моменты очень быстро заканчивались. На их место приходил очередной подозрительный бред.
Зацепин вздохнул, тяжело и как-то очень устало… Снова обнял меня. Правда, уже без всякого сексуального подтекста. Просто прижал к себе, укрыл руками и ладонями, словно от всего мира прятал.
– И что же я должен сделать такого, интересно, чтобы ты мне начала верить, Надь? – спросил задумчиво. То ли со мной говорить пытался, то ли просто мысли вслух озвучивал. – А еще мне любопытно, чем я заслужил такое недоверие, если ничем плохим еще не отличался? Или отличился, а, Надь? – Теперь, он, все-таки, отодвинулся и снова попробовал заглянуть мне в глаза.
А я… я прятала взгляд и не знала, что ответить. Ведь никаких конкретных претензий и не было у меня. Кроме интуиции и общепринятых стереотипов, что «такие», как он, с «такими», как я, никогда серьезно не встречаются.
– Тебя вчера вообще никак не задело, что я с Хмелевским целуюсь? Вернее, что он так долго и настойчиво меня целовал? – исправилась на ходу, но не знаю, дошла ли до Вовки разница в акцентах.
– Боже мой. Так вот в чем дело? – Зацепин выдохнул, облегченно и радостно. – Надь, серьезно, ты мне сейчас только что доказала, что женщину нельзя одну оставлять надолго. Она обязательно что-нибудь себе придумает.
– Я не одна была. – Буркнула недовольно.
– А если оставить с подругой, то это совсем беда! Две женщины, оставленные без мужчины, могут небольшую победоносную войну развязать и выиграть. А мужчина об этом даже не догадается.