Не-большая разница
Шрифт:
Как-будто поймав меня на том, что я о нём думаю, Олег дал о себе знать сообщением в мессенджере. Над коротким и лаконичным: "Как обстановка?", я не раздумываю долго и пересылаю ему визитку. "Говорят, очень хороший психолог. Мама попросила записать нас к нему, мол, чтобы услышать мнение со стороны. Убеждена, что услышит заверения в моей ненормальности" и три ржущих смайлика.
"Хах" – отозвался мой собеседник. – "И что планируешь делать?"
"Вступить в преступный сговор с одним знакомым психологом, конечно же" – дополнила фиолетовым дьяволёнком. – "Чтобы он бессовестно
"А ты уверена, что он согласится?" – ухмыляющийся смайлик. – "Вдруг он крайне совестливый и честный человек?"
"Думаю, я найду, чем его подкупить, даже если он окажется самым честным человеком в этом мире" – тот же смайл. – "Начну с щенячьих глазок, а закончу белым сухим или чёрным кружевным, как пойдёт".
"Или? Я оскорблён" – ответил он мне, и я почти увидела, как он иронично выгнул бровь. – "За такую услугу придётся добавить в райдер чулки и красную помаду, как минимум"
"В качестве чаевых накину ошейник и наручники" – ухмылка.
Олег вышел из сети, а я поймала свой игривый взгляд в зеркале. Губа закушена, глаза блестят. Господа присяжные-тараканы, вердикт всем понятен без слов. Нет, я не могла сказать, что влюбилась, для этого мы слишком мало знакомы, но в том, что Аристов мне очень-очень понравился, я могла признаться без всякого стеснения даже самой себе. Мои размышления прервал телефонный звонок, по всей видимости, Олег решил, что раз я могу писать на около-приличные темы, то и говорить смогу. Я не дала Лёве Би-2 ни полшанса начать петь про безвоздушную тревогу и взяла трубку с первых же пары аккордов.
– Тебе кто-нибудь говорил, что нельзя играть в такие игры со взрослыми мужчинами? – я прямо-таки услышала ухмылку на его губах, а от лёгкой хрипотцы в голосе имела все шансы потечь прямо здесь и сейчас.
– М-м, да, слышала что-то такое, – мурлыкнула я в трубку. – Сразу после наставлений не уезжать с незнакомцами из бара, не глушить с ними джин до четырёх утра, не ложиться спать в одну постель и не угрожать их бывшим физической расправой, – он смеётся, всё с той же чарующей хрипотцой в голосе, а я вполне могу пресловуто сравнить себя с эскимо, засунутым в микроволновку. – Но знаешь, если бы я следовала всем наставлениям, которые мне давали в жизни, я бы уже давно повесилась от тоски. Жизнь та-ак скучна без риска.
– Хороший и умный человек давал тебе наставления, – отвечает мне Олег. – Зря не слушаешь. Вдруг, я бы оказался маньяком и изнасиловал тебя?
– Я больше года одна, – хмыкнула я. – Кто кого – это ещё очень большой вопрос.
Мы снова смеёмся. У него смех тёплый, такой особенный и приятный слуху, что даже через динамик телефона хочется смеяться вместе с ним или шутить бесконечно, лишь бы слушать эту мелодию и дальше. Я понимала, что нужно включить мозг и проанализировать всё происходящее рационально, без слюней, которые я пускаю на него, но малолетним наивным идиоткам вроде меня, так или иначе положено терять голову от таких мужиков как Аристов. Поэтому гнобить себя за мягкотелость я буду потом, когда всё в очередной раз пойдёт через задницу, а сейчас мне так хотелось чувствовать себя
– В пятницу в семь у меня есть окно, – переводит тему мужчина и я навостряю ушки. – Могу записать вас, посмотрим, что можно сделать.
– Да, давай так, – согласилась я. – Спасибо, – я отняла трубку от уха и посмотрела на высветившийся контакт по второй линии. – Давай я тебе чуть позже перезвоню? Вторая линия.
– Хорошо, – ответил мне Олег и положил трубку. К разговору с этим абонентом я хотела бы подготовиться, но некогда – объясняться, почему не беру трубку, мне отчаянно не хотелось.
– Слушаю, – коротко отозвалась я и с силой вжала ногти в ладонь, чтобы обрести самоконтроль. Разговаривать с отцом мне не хотелось, но в отличии от матери, сознательный игнор мог мне вполне ощутимо аукнуться проблемами куда глобальнее, чем ошмётки любимых тряпочек.
– Здравствуй, Ксения, – раздался в трубке холодный и низкий голос. – Догадываешься, почему звоню?
– Матушка накляузнячила? – высказала догадку я и в трубке раздался смешок.
– В точку, – отозвался отец. – Честно говоря, до ваших внутренних конфликтов мне дела нет, но её бесконечные звонки мне уже надоели. Так что я хочу знать, что ты будешь делать.
– Пап, а можно честно? – вздохнула я. Усмехаюсь на отцовское "можно" и продолжаю. – Мне её звонки тоже уже надоели. Валить я планирую. Подробности плана тебя, подозреваю, не интересуют, но после Нового года я буду начинать искать квартиру. Как только съеду – обязательно тебя уведомлю, чтобы ты тоже мог бросить её номер в чёрный список.
– Ты же понимаешь, что её это не остановит? – хмыкнул папа.
– Лучше, чем кто-либо, – кисло отозвалась я. – Но единственное, что я могу сделать, это довести её до попытки самоубийства и сдать в дурку.
– Это временное решение, и ты сама это понимаешь, – абсолютно спокойно отозвался отец, ему и впрямь было всё равно на мои дурные мысли. До сих пор не могу привыкнуть к его системе ценностей – для него просто не существовала категорий "плохо-хорошо", его интересовала только эффективность предлагаемого метода решения проблемы. Для него сдать родную мать в психбольницу – это не плохо, просто неэффективно. Даже немного завидую настолько холодному рассудку, я так не умею. – Другое дело, если она сама от тебя откажется.
– И я, кажется, даже знаю, как это сделать, – я посмотрела на свою усмешку в зеркале и поняла, что она до боли похожа на ту холодную ухмылку, которая появляется на лице отца примерно по тому же графику, что и происходят солнечные затмения. Как бы мне ни хотелось это отрицать, я была дочерью своего отца куда больше, чем матери, даже при том, что особого участия в моём воспитании он никогда не принимал. Вот уж точно, гены пальцем не раздавишь.
– Делай, раз знаешь, – поощрил меня на гадости папеньки. – У меня есть к тебе и… – я вскинула бровь, когда отец запнулся – обычно он хорошо знал, что хочет сказать и на полу-мысли не сбивался. – И ещё одному человеку разговор. Выкрои время в пятницу.