Не бойся друзей. Том 2. Третий джокер

Звягинцев Василий Дмитриевич

Свобода «для» – для постижения ранее неведомого мира, знакомства с людьми, разительно непохожими на тех, что окружали до сих пор, наконец для раскрытия в самих себе новых, подчас совсем неожиданных черт, способностей и свойств. Гораздо понятнее стали многие герои с детства любимых книг. Их авторы – тоже.

Затею облегчало, более того – делало вообще возможным то, что сейчас, как в благословенном ХIХ веке (его друзья считали наилучшим из промелькнувших над Землёй), российских внутренних паспортов было достаточно для пересечения любых границ, даже со строгим визовым режимом, рубли (желательно – золотые) и мелочь (серебряную) принимали в любом уголке мира по хорошему курсу, и действительными оставались отечественные разрешения на ношение огнестрельного оружия. Карабинами и штуцерами в ассортименте, как герои любимых книг, путешественники не отягощались, им хватило обычных, проверенных временем «маузеров», «чудо-пистолетов, незаменимых для охотников, путешественников и всех настоящих любителей

оружия», как больше ста лет писалось в рекламных проспектах.

Закончив сборы и подготовку, устроились на первый же пароход (моряки не делали различия между типами двигателей – пусть даже винты крутит дизель-электрическая установка – всё равно пароход), идущий в Новый Свет. Сошли на берег в Кальяо. Через Перу, Эквадор, Колумбию с почти не опасными для жизни, но весьма познавательными приключениями через два месяца добрались до Панамы. Здесь был выбор – на восток, в Дакар или Луанду, откуда можно было рискнуть пересечь Африку (с очень большими шансами не добраться до берега Индийского океана), или маршрут поспокойнее – на Дальний Запад Америки, в Сан-Диего или Сан-Франциско. В Соединённые Штаты их тянуло – экзотика, причём экзотика безвредная: ковбои давно не стреляют в бандитов, в Долине Смерти умирают только от старости или в автомобильных авариях, а чикагские гангстеры хоть и существуют, так их ещё надо суметь разыскать в пресловутых трущобах, предварительно туда доехав по Шестьдесят шестой дороге. Тоже пресловутой, а также знаменитой.

Здравомыслие подсказало американский вариант. Автостопом за три недели проехали весь Перешеек: Коста-Рику, Никарагуа, Гондурас, Гватемалу, пока добрались до Мексики. Ничего с ними не случилось и здесь, даже пистолеты не пришлось ни разу из дорожных сумок доставать. А сколько всяких леденящих душу историй об этих краях довелось дома читать в газетах и журналах, смотреть по дальновизору. Наверное, все местные бандиты, наркоторговцы, кровавые диктаторы и анархиствующие партизаны тщательно попрятались, услышав, что их собрались навестить крутые парни из страны вечных льдов и дрессированных белых медведей. Потомки инков, майя, ацтеков и конкистадоров оказались добродушными, с иностранцами застенчивыми, довольно-таки бедными людьми, но всегда имеющими несколько бальбоа, кетсалей, колонов, гуарани или лемпир, чтобы большую часть времени проводить во всевозможных питейных заведениях и кофейнях. Самое распространённое здесь слово, очень понравившееся друзьям – «маньяна», то есть «завтра». Универсальный ответ на любое предложение, требующее трудовых затрат или вообще какой-либо активности, физической или умственной. Революционная или какая-нибудь другая борьба наверняка происходила в специально отведённых местах, далеко за пределами «полосы отчуждения» Панамериканского шоссе. Примерно на километр по обе стороны восьмиполосной автострады никто никого не убивал и не грабил. Впрочем, Карташова с Бекетовым не трогали и в глухих городишках вдали от трассы, скорее всего, потому, что взять с них было совершенно нечего. Североамериканские Соединённые штаты с непривычки показались тем самым «железным Миргородом», о котором писал Есенин. Жуткое обилие часто совсем ненужной техники и удивительное провинциальное жлобство тамошних «WASPов» [97] .

97

Английская аббревиатура, обозначающая главные признаки «настоящего американца»: «белый, англосакс, протестант».

Порадовал только Сан-Франциско, «самый европейский из американских городов», слегка напоминающий общим видом родной Владивосток, до которого отсюда было рукой подать – сразу напротив, на той стороне синего, искрящегося мириадами солнечных искр океана.

На пару месяцев задержались на заброшенных золотых приисках Сакраменто, превращённых в увлекательный аттракцион для туристов. Но кому аттракцион… Туристы за два-три дня получали лишь представление о том, как раньше мыли золото, а если, не пожалев времени, приложить старание, должную сообразительность, да удача поспособствует – вполне можно прилично подзаработать. Долларов пятьсот за неделю – почти наверняка. На сборе апельсинов платят почти столько же, так интерес совсем не тот.

Им и здесь повезло. Кроме трех фунтов песка (а это тысяча триста долларов), в лотках четырежды обнаруживались самородки, самый крупный – в целых пятнадцать унций. Их у друзей администрация выторговала, в рекламных целях, за двойную цену. Загорелые дочерна, небритые физиономии «русских счастливчиков» украсили страницы многих газет, не только местных, но и федеральных, и немедленно выросший в разы поток «искателей счастья» многократно окупил все расходы владельцев золотоносного района.

Юрий с Николаем впервые за полгода странствий сняли номер в приличном отеле с видом на Голден-Гейт и тюрьму Алькатрас, отмылись как следует, приоделись, вспомнили, что значит хорошая еда, вволю подегустировали знаменитые вина из долины Напа. Осмотрели все достопримечательности, совершили литературное паломничество в поместье Джека Лондона, к его могиле.

И снова в путь. Так они и оказались

в Англии, где снова встал вопрос – что дальше. С одной стороны, формально кругосветка почти завершена, доплыть или долететь до России – вот и всё. С другой – ни в Азии, ни в Африке и Австралии друзья ещё не побывали, – значит, неполноценное вышло путешествие. Сейчас они втянулись, всё получается как бы само собой, удача на их стороне. А вернёшься домой – неизвестно, как дальше сложится. Вроде бы стоит продолжить, тем более – настоящего риска они так и не попробовали. Не считая десятка кулачных драк с достаточно цивилизованными бродягами и обычной шпаной в припортовых кабаках – ничего интересного. Маршрут пролегал по местам почти спокойным, не то что за Периметром. Да, повидали истоки Амазонки, проплыли с индейцами несколько десятков километров на моторной лодке, но это ведь совсем не то, чтобы все четыре тысячи – от Икитоса до самой дельты. Не каждый выживает на этом пути, хотя индейцы там в основном мирные, а от жёлтой лихорадки помогают прививки. Зато они не помогают от зубов смертельно ядовитых водяных змей, когтей ягуаров и пум и бесчисленных, изученных и не изученных пока наукой насекомых.

– Так что, наведаемся к Томми? – спросил Николай, когда они вышли к остановке даблдеккеров [98] .

– Почему бы и нет? Всё равно ночевать где-то надо, а название звучит заманчиво…

Заведение они нашли легко. Старинный краснокирпичный дом постройки XVIII века. Внизу таверна, вверху номера. Таверна – большой полутёмный зал с антресолями, даже днём освещаемый бра, стилизованными под газовые рожки. Слева и справа две стойки – за одной подают пиво и крепкие напитки, за другой отпускают горячие блюда и закуски. Выбор небольшой, зато порции огромные, чтобы любой матрос и портовый грузчик насытился на сутки вперёд. Одним словом – не ресторан, а именно «обжорка». Достаточно чисто и немноголюдно, хотя сильно накурено. Вообще за триста лет каменные стены и дубовые панели пропитались табачным и каминным дымом на фут в глубину.

98

Даблдеккер – традиционный лондонский двухэтажный автобус.

– А что, вполне экзотично, – оценил Николай, изучая интерьер и одновременно отхлёбывая классический эль из двухпинтовой оловянной кружки [99] .

– И главное – дёшево, – поддержал Юрий. – Томми явно изучал политэкономию, понимает, что масса прибыли важнее нормы прибыли. Кстати, где он сам?

Остановленный на бегу бой с четырьмя кружками в руках указал движением головы на невысокого, но плотного мужчину лет пятидесяти, одетого в матросские парусиновые штаны и расстёгнутую кожаную жилетку поверх красной фланелевой рубахи в крупную синюю клетку. Так же, как весь персонал таверны. Мистер Хэмптон стоял возле кабинки кассы, попыхивая длинной прямой трубкой, и что-то втолковывал золотоволосой, удивительно некрасивой девушке. При взгляде на неё русскому человеку хотелось воскликнуть: «Не может быть!»

99

Пинта – мера объёма жидкостей. Английская – 0,56 литра, американская – 0,47 л. 2 пинты = 1 кварте.

Бекетов, привстав, помахал ему рукой. Хозяин кивнул и, закончив выговор или инструктаж – издали не разберешь, – степенно подошёл к столику. В данном случае «столик» – чисто условное, традиционное название, на самом же деле они сидели за массивным дубовым сооружением с колонноподобными ножками и столешницей толщиной в три пальца, сплошь изрезанной ножами десяти поколений посетителей. В одиночку и не поднять. Стулья были под стать, так что в драке использовать предметы обстановки было бы затруднительно. Что, очевидно, и подразумевалось.

– Добрый день, господа. Вам у меня понравилось? Чем могу быть полезен?

Юрий предложил ему присесть рядом и, сославшись на букиниста, спросил, может ли он быть полезен именно в их вопросе.

В гимназии, училище и на водолазно-диверсионных курсах Бекетову преподавали отчего-то классический оксфордский английский. Имея лингвистические способности, он научился говорить на нём почти свободно, что теперь доставляло много неудобств не только в Соединённых Штатах, а вообще за пределами аристократической части Лондона и старинных университетов, где он никогда не бывал. Простые американцы, тем более – прочие люди, встречавшиеся им на пути и кое-как владевшие пиджин-инглиш, зачастую его просто не понимали. А перестроиться он уже не мог. Стереотип окостенел. Зато Карташов, практически на слух овладевший диалектом Диксиленда [100] , производил комичное впечатление в Лондоне.

100

Диксиленд – разговорное наименование южных штатов САСШ.