Не бойся темноты

А Ярослава

— Отец?

Он обернулся, и в глазах его мелькнула неподдельная радость.

— Дани.

Отец выглядел уставшим, постаревшим и, не смотря на улыбку, застывшую на губах, бесконечно одиноким. И Даниэль знал от чего у него такой взгляд. Чувство вины тисками сдавило грудь и, повинуясь порыву, он мгновенно преодолел расстояние, разделявшее их, опустился у отцовских ног на колени, склонив голову с одним единственным словом:

— Прости…

И тут же ощутил руку сначала на голове, которая легонько потрепала его, как в детстве, а затем на плече.

— Не

за что, сын. Не за что прощать.

Даниэль поднял голову, что бы встретится с мягким отеческим взором.

— Я был не прав.

— Все мы бываем, не правы, — заметил Эдвард и, подвинувшись на камне, кивнул сыну на освободившееся место, — Садись.

Некоторое время так они и сидели плечом к плечу, на пару гипнотизируя безмятежно покачивающийся на водной глади поплавок. Первым нарушил тишину Даниэль:

— Не знал, что ты умеешь ловить рыбу.

— Не умею, но пытаюсь. Целый день сижу. Медитирую, — криво усмехнулся Карлайл.

— Помогает?

— Нет.

Как ножом по сердцу резанули. Коротко. Правдиво. Боль всегда до неприличия откровенна.

— Ремонт затеял?

— Не я, — загадочно улыбнулся отец, — Лили затеяла. Хочет спальню в готических бабочках.

Брови Даниэля удивленно поползли вверх.

— Она к тебе переезжает?

— Уже переехала.

— Мне казалось вы только друзья.

Эдвард оторвался от созерцания поплавка и серьезно посмотрел на сына.

— Мы слишком долго были друзьями. Моя человеческая жизнь очень коротка, что бы я тратил ее попусту.

— Я рад за вас. Правда, — пытаясь проглотить чувство неловкости, пробормотал Даниэль, отчего-то ощущая на душе какой-то неприятный осадок.

Карлайл коротко кивнул, принимая такое скупое одобрение и слабо улыбнувшись, предложил:

— Может, ты приедешь в воскресенье к нам на ужин. Я обещал Лили запечь окорок, — он замолчал, чуть подумал и добавил, — Приезжай вместе с Тамарой.

Даниэль моментально помрачнел и, сцепив руки в замок сухо произнес:

— Не думаю, что она захочет…меня видеть…после всего.

— Впервые вижу тебя таким нерешительным. Не вынуждай меня давать тебе совершенно не нужные советы, — попытался пошутить мужчина.

— Я изменился. Мир изменился. Она тоже… изменилась, — он пытался объяснить причину своих сомнений и не находил подходящих слов.

Отец понял его и без них. Просто положил руку на плечо, чуть сжал и сказал:

— Сынок, жизнь удивительна, непредсказуема и полна приятных моментов, но такой она станет, только если рядом твоя женщина. Любишь ее — не сомневайся. И помни: у тебя в запасе несколько столетий, а у нее всего лишь несколько десятилетий.

Даниэль почувствовал, как в желудок словно упало что-то холодное, липкое, так отчаянно похожее на страх. Потерев мигом, вспотевшие ладони о джинсы он решительно выпрямился.

— Тогда до воскресенья? — на всякий случай уточнил оборотень.

— В шесть, — согласно кивнул отец и крикнул еже вдогонку стремительно удаляющемуся Даниэлю,

— Цветы! Цветы

не забудь подарить!

Тамара сидела на диване в гостиной у Гринов и читала книгу. Вернее, старательно делала вид, что читает. На самом деле она уже в пятый раз перечитывает абзац, не улавливая его сути, потому что мысли были слишком далеки от сего произведения английской литературы.

В комнату зашла Олька, встала напротив, загородив собой свет от торшера и принялась с хмурым видом сверлить взглядом подругу.

— Что? — невинно поинтересовалась Томка, деловито перелистывая страницу.

— Может, хватит уже! Он четвертый день приходит. Как на работу, ей богу! Не стыдно?

Тамара решила тактично промолчать. Не стоит злить и без того слишком нервную в последнее время Олю.

— Мне его даже жалко, — ворчливо замечает она и, отбросив с лица огненные пружинки, отодвигает портьеру, наблюдая за удаляющейся фигурой светловолосого молодого человека, — Поговори с ним.

Тамара перехватывает умоляющий взгляд и со вздохом, отложив книгу, произносит:

— О чем? О том, что мы послезавтра улетаем домой?

— Я думаю, он нашел бы аргументы заставить тебя остаться.

— И какие же?

Олька насмешливо изогнула бровь и покосилась на четыре роскошных букета, которые заняли все свободные вазы Марты Грин.

— Оль, — тяжело вздохнув, начала Томка, — Золушкам место только в сказке. Мы с ним слишком разные, что бы быть вместе.

— Но он так не считает! — горячо возразила подруга.

Решив, что спорить с Олькой себе дороже Томка поспешила ретироваться.

Весь день прошел в какой-то ненужной суете. Тамара, вооружившись тряпкой, помогала Марте с уборкой, собирала вещи, коих было не так уж много, и бесцельно бродила по улицам Картертона, борясь с желанием сесть на автобус и поехать в городской дом Даниэля.

Уже вечером, монотонно выполняя обыденные вещи, девушка поймала себя на том, что не может себя заставить не думать о нем. Прокручивая в памяти те первые мгновения, когда очнувшись в больнице, она увидела его подле кровати, помятого, растерянного со спутанными волосами. В тот момент он так не походил на себя самого — уверенного в себе и своей жизни Даниэля Карлайла. Он тогда поднял голову, посмотрев на нее, и Томка подавилась воздухом — его глаза стали карими точь-в-точь как у отца. Значит, все получилось…

Они успели перекинуться всего парой незначительных фраз, и в палату вихрем влетела Лилиан, вытолкав Даниэля за дверь. Именно от нее Тамара узнала, какую цену пришлось заплатить Эдварду за ее жизнь.

— Знаешь, я ведь была уверена, что он выберет Лару, — тихо призналась Лили и добавила искренне в своей пронзительной тишине, — Спасибо тебе…

Ведьма напичкала ее какими-то крайне подозрительными отварами, собственного приготовления, которые, по ее словам должны, были поставить на ноги почти за сутки, полностью восстановив кровопотерю, и упорхнула по своим служебным делам, оставив Тамару наедине с нелегкими мыслями.