Не бойся волков
Шрифт:
— Как долго, — Якоб Скарре вытащил из кармана записную книжку, — вы отвозили продукты Халдис Хорн?
Бригген расстегнул красно-зеленый пиджак.
— Почти восемь лет. А до этого Торвальд сам приезжал за покупками. Мы и с ним были знакомы. Они тут все время жили.
Торговцу было за пятьдесят, он был крупным, загорелым и краснощеким, с густыми, коротко остриженными волосами, темными глазами и немного перекошенным ртом. Руки и ноги у него были короткими, а пухлые пальцы нервно шевелились. Пожалуй, даже чересчур нервно, ему будто не
— Что именно она заказывала у вас? — спросил Скарре.
— Только самое необходимое. Молоко, масло и кофе. Газеты с журналами и яйца… Запросы у нее были скромные. Это не потому, что у Халдис не было денег — как раз с деньгами там было все в порядке. В банке лежало немало. А сейчас все достанется сестре. Та живет в Хаммерфесте, и зовут ее Хельга Май.
— Халдис сама вам рассказывала, что у нее есть накопления?
— Да, сама. Она этим гордилась.
— То есть об этом могли знать и другие?
— Да, полагаю, что могли.
Скарре подумал, что слухи о том, что у кого-то есть деньги, разбегаются, словно ящерки по раскаленному песку. И жадность заставляет завистников забыть о том, что деньги находятся в банке. Очевидно, сплетни в конце концов приняли грандиозные масштабы. У Халдис куча денег! И, возможно, они спрятаны у нее под кроватью! Ведь старики обычно именно так поступают со своими сбережениями, верно? Торговцу она доверилась, посчитала его неопасным. Таинственная усмешка, легкий намек — и слухи поползли. Возможно, сначала он поделился с кем-нибудь из постоянных клиентов: «А кстати, знаешь, Халдис далеко не нищая». Наверное, когда ее муж погиб, они нередко обсуждали: как она там. И многие могли услышать его слова. Во всяком случае, самому Бриггену было известно о сбережениях.
— Знаете, — продолжал торговец, — детей у них не было, поэтому они смогли что-то скопить, а к роскоши не привыкли. Торвальд постоянно возился с трактором — смазывал, чистил, натирал до блеска, ну прямо как ребенок. Один бог знает, куда они собирались потратить все эти деньги — если там действительно было так много, как она намекала.
«Проверить счет Халдис Хорн», — записал Скарре.
— А ее сестра? Она живет в Северной Норвегии?
— Она замужем, у нее есть дети и внуки, и они неплохо живут.
— То есть если у Халдис действительно были деньги, то достанутся они ее сестре?
— Наверное, да. У Торвальда родственников нет, был брат, но и тот давно умер. От него тоже осталось наследство.
— Значит, вы ездили к ней раз в неделю? Всегда по определенным дням?
— Нет, она звонила, и мы каждый раз договаривались заново. Но чаще всего я ездил к ней по четвергам.
— Когда вы были у нее в последний раз?
— В среду.
— Сколько у вас работников в магазине?
— Только Юнна, кассирша.
— И больше никого?
— Сейчас — нет.
— А
— Очень давно работал еще один парень. Но он быстро уволился.
— Он знал Халдис?
Бригген сплетал и расплетал пальцы.
— Ну… да, скорее всего. Он пару раз отвозил ей продукты, но ему не сказать чтобы нравилось здесь работать, — уклончиво ответил он.
— Вы не скажете, как его звали?
Бриггену словно не хотелось говорить об этом, он заерзал на стуле и, несмотря на жару, начал застегивать пиджак.
— Томми. Томми Рейн.
— Молодой?
— Слегка за двадцать. Но ни до кого в деревне ему не было никакого дела, да и до нас тоже.
— Вам известно, где он сейчас?
— Нет.
— Вы прежде упомянули, что бумажник Халдис хранила в хлебнице?
— Верно. Но больших денег она в бумажнике не держала. Я, конечно, в него не заглядывал, но когда Халдис расплачивалась и открывала бумажник, там было всего несколько сотенных.
Скарре записал.
— А вам известно, кто такой Эркки Йорма?
— Ясное дело. Он часто захаживал в мой магазин.
— Что он покупал?
— Ничего. Он просто брал все, что захочется, и уходил. И если я окликал его, то он останавливался в дверях и вид у него был такой удивленный: мол, как это я посмел ему помешать. А потом он поворачивался и махал тем, что стащил, — шоколадкой, например. И я никогда не бежал следом за Эркки — я же знал, какой он. Эркки не из тех, кого тянет похлопать по плечу. И он никогда не брал что-то дорогостоящее, всегда таскал по мелочи. Но иногда я действительно сердился: ведь ему совершенно плевать на правила и законы.
— Ясно, — сказал Скарре, — как вы полагаете, кому кроме вас было известно о том, что Халдис прятала бумажник в хлебнице?
— Насколько мне известно, никому.
— Но Томми Рейн мог об этом знать, верно?
— Ну-у, не уверен…
— А в деревню приезжают торговцы всякой мелочевкой, продавцы лотерейных билетов и проповедники? Наверное, к Халдис они тоже забредали? Она не упоминала?
— Подобный народ никогда до дома Халдис не добирается — кому охота тащиться в такую даль? Да и дорога там не очень… Нет-нет, об этом лучше сразу забудьте и займитесь Эркки. Ведь его видели возле ее дома.
— Вам и об этом известно?
— Все об этом знают.
— Бумажник, — продолжал Скарре, — он был красным?
— Ярко-красным, с такой металлической молнией. В бумажнике Халдис еще хранила старую фотографию Торвальда — на снимке у него даже волосы есть… Знаете, — признался Бригген, — когда Эркки положили в больницу, я вздохнул с облегчением. И я надеюсь, вы поймаете его и виновным окажется именно он.
— Почему?
Бригген скрестил руки на животе.
— Тогда его посадят. Потому что он опасен. И если он наконец окажется виновным, то есть если его вина будет доказана, он, возможно, никогда больше не выйдет на свободу. И мы заживем спокойно… В конце-то концов, кто еще мог это сделать?