Не бойся, я с тобой
Шрифт:
— Я не могу здесь больше, папочка, — пищала она в трубку, глотая слезы. — Ты не представляешь, что тут творится. Мне даже не хочется идти домой. Ну, пожалуйста…
У него защемило сердце.
— Хорошо, родная, — согласился он. — Я позвоню маме сегодня вечером. Ладно? Ты ей только не говори о нашем разговоре, а то она рассердится.
Девочка всхлипнула.
— Обещаю тебе не говорить ей ни слова. Спасибо, папочка.
— За что же благодарить, родная? Я люблю, тебя. — Дон, помрачнев, положил трубку. — Проклятье!
Последние
Теперь, когда все трудности, связанные с организацией съемок, наконец позади, ей предстояло самое сложное — сработаться с Доном Кониханом. В нем чувствовалось что-то такое, от чего в первую же минуту их общения в ее душе поднялся необъяснимый переполох. И по его усмешке Нэнси поняла, что он заметил это.
Слава богу, Фил Коллинз станет хоть каким-то буфером между ними.
В дверь постучали.
— Войдите, — сказала девушка и насторожилась…
На пороге появился Дон и сразу же заполнил собой все пространство кабинета. Растерявшись, Нэнси взволнованно схватилась за карандаш и вопросительно посмотрела на него.
— А где Фил?
Внешне девушка ничем не выдала своего беспокойства, напротив, она выглядела более чем невозмутимо, однако Дон уловил что-то похожее на тревогу в ее глазах, вспыхнувшую и сразу же погасшую. Но что могло ее напугать? Нахмурившись, он подошел к ней, надеясь вблизи разглядеть это «что-то» под маской холодности.
— У него дома проблемы, — сказал он, поясняя ситуацию. — Вряд ли он уже сегодня приедет.
Итак, они вдвоем. Наедине. От этой мысли у нее пересохло в горле.
Откажись, твердил ей внутренний голос. Ведь все можно отложить до завтра, когда придет Фил. Тогда тебе не придется работать наедине с Доном.
А может, в самом деле так поступить? Но, собственно, почему? Он всего лишь вошел в кабинет и, придвинув стул, уселся у стола рядом с ней. Тогда что же ввергло ее в панику? Почему так остро она чувствует его близость? Ведь он ей безразличен как мужчина, и ее совершенно не занимают ни его широкие плечи, ни походка, ни этот оценивающий взгляд, направленный на нее, безуспешно пыталась она внушить себе.
И все-таки Нэнси не стала переносить их встречу, ибо в тяжелом взгляде серо-стальных глаз она прочитала ответное нежелание уединяться.
— Ну что ж, обойдемся без него, — спокойно сказала она. — Поскольку все три преступления по способу их совершения имеют известное сходство, давайте остановимся на похищении девушки с автостоянки больницы. — Нэнси
Не отрываясь от документов, она затылком чувствовала его неотрывный взгляд, парализовавший ее.
Дон достал из кармана записную книжку и прочитал:
— Жертва: студентка двадцати одного года, работает медсестрой в ночную смену в Центральной городской больнице. Двадцать седьмого, мучимая приступом мигрени, она отпросилась с работы. Девушка вышла из больницы в 3.05 утра и направилась к автомобилю, который находился в южном углу стоянки. В тот момент, когда она открывала машину, к ней подскочил мужчина в голубой горнолыжной маске на лице, в черных брюках и свитере, обхватил ее сзади, приставил нож к горлу и силой заставил пойти с ним в перелесок через дорогу, пообещав, что не убьет, если она будет послушной. Говорил он с сильным британским акцентом. Потом преступник совершил акт насилия, привязал девушку к дереву ее же брюками и скрылся.
Печатая текст, Нэнси с ужасом увидела, как дрожат ее пальцы, и, с трудом проглотив комок, подступивший к горлу, подавила в себе поднимавшийся изнутри страх.
— Она хоть как-то описала преступника? Рост? Вес?
Рот Дона сжался в узкую полоску. В ее голосе не чувствовалось и нотки жалости или сострадания, а на лице по-прежнему застыло непроницаемое выражение. Неудивительно, что ее прозвали Снежной принцессой. Это же бесчувственная ледяная глыба, а не женщина!
— Он невысокий, — холодно ответил Конихан. — Рост приблизительно сто шестьдесят пять сантиметров, около семидесяти килограммов. Преступник не снимал маски, но, если в темноте женщина не ошиблась, у него карие глаза.
Нэнси понимала, что нехорошо так явно демонстрировать безучастность к несчастной девушке, пережившей такую трагедию, но инстинкт самосохранения запрещал ей во избежание срыва давать волю своим эмоциям. А потом, какое в принципе имеет значение, что подумает о ней этот человек? Только бы поскорей закончить с ним работу.
— Может, она что-то говорила, чтобы разжалобить его? Мне бы хотелось восстановить их диалог.
— Она умоляла не убивать ее.
Слова кинжалом пронзили ее, ибо были созвучны ее собственным мольбам, сорвавшимся с губ три года назад.
Нэнси с трудом закончила печатание варианта сценария и выдала информацию на печать. Через считанные секунды перед Доном уже лежала копия.
— Ну-ка посмотрим, что у нас получилось.
Он читал с тем же каменным лицом, с каким она печатала, и, к своему изумлению, отметил, что ее работа чертовски хороша. Снежная принцесса не только до малейших деталей изобразила акт насилия, но и сумела воспроизвести атмосферу преступления, передать чувства, охватившие жертву с начала нападения и до конца, когда та уже осталась одна, привязанная к дереву. Ему и в голову не могло прийти, что этот айсберг так тонко чувствует.