ne_bud_duroi.ru
Шрифт:
— Уходи! — кричал он в телефонную трубку. — Слышишь меня, Женька, я тебе приказываю, уходи!
Дурочка наивная, я бы не послушалась дядю Женю, но на этих его словах зарядка телефона окончательно издохла. И мне не осталось ничего, кроме как уйти туда, где есть свет и можно включить зарядное устройство. А утром, проснувшись на диванчике в офисе на другой стороне Новоарбатского моста, увидеть из окна танки…
— Свои, — барственно сказал дядя Женя. И, забрав из рук остекленевшего охранника мои документы, сунул их мне в руку.
— Не разбогатела еще? — весело спросил он,
— До богатства как до счастья! Это чудо не мое. Мое было старее.
— Неужто ты на своем допотопе до сих пор ездила? — не поверил дядя Женя.
«Допотопом» дядя Женя все тот же десяток лет назад называл мой «Москвич». Вот уж не думала, что он помнит мои транспортные тайны. Сам-то он года, почитай, с 89-го, ни на чем, кроме как на «Мерсах», не катался — верность фирме хранил.
— Ездила! Но вчера мой допотоп приказал долго жить, прихватив с собой на тот автомобильный свет два образца вашей любимой марки.
Дядя Женя посмотрел взглядом, требующим пояснений.
— Сгорел «Москвичок» ярким пламенем. А еще из-за меня убили мальчишку, одетого в куртку моего сына, взломали мою квартиру и пугали меня по мэйлу и по телефону. Кажется, ничего не забыла, не считая падавшего на меня трупа и моей разбитой головы, но это оказалось шуткой.
Голос предательски дрогнул. Не хватало еще разреветься!
— Хороша шутка! — дядя Женя стянул с моей головы занятую у сына бандану и посмотрел на шов.
— То есть голова — не шутка, труп — шутка. Но это долго объяснять. И главное, непонятно, кому и что от меня надо.
Дядя Женя чиркнул зажигалкой, поднеся огонек к моей сигарете.
— Но боюсь, что лейтенант, которому пришлось вчера из-за меня три дела заводить, считает меня главой мафии. Дядь Жень, вы не можете сказать своим в министерстве, пусть объяснят лейтенанту, что это все случайность.
— Лейтенант-то отстанет, не бери в голову. Но надо, чтобы ему не пришлось еще несколько дел из-за тебя заводить. На случайность-то не больно похоже.
Дядя Женя то ли слишком пристально вглядывался в меня, то ли от солнца щурился.
— Так уж ни о чем не догадываешься?!
— Чес-слово. Тупа не в меру!
— А в наши края чего?
— Госпожу мясомолочницу снимать.
— И эта б… туда же…
— Дядь Женя, кто учил, что нужно нудно делать свою работу, без гражданской патетики?
— Ладно, работу делай, а потом заезжай ко мне. Давай, птичка-ласточка, жду!
Дальше все шло, как я и предполагала. Только вместо «Эскады» мадам предпочитала «Армани» и затребовала серию снимков на кухне.
— Я так люблю готовить и угощать всех друзей и, конечно, своего котика, а он такой худенький! — Уловив мой взгляд, направленный на ее не в меру толстого перса, мадам пояснила: — Это я мужа котиком зову!
Оригинально, ничего не скажешь! Отщелкав положенное число кадров с мясомолочницей и оставив ее на пишущую корреспондентку, я проследовала к машине под присмотром личного охранника мадам, доставшегося ей в наследство от мадам прежней.
— Спасибо! Я здесь не первый раз. Найду дорогу.
— По инструкции я обязан сопроводить вас до ворот поселка, — промычал охранник.
— Садитесь в машину, не бежать же вам следом, — предложила я и, с третьего раза заведя «Волгу», выехала по дорожке от дома на центральную аллею. Навстречу ехал надраенный микроавтобусик…
Уже разминувшись с ним, я вдруг резко нажала на тормоз. Охранник чуть не влетел лбом в стекло. Повернувшись назад, я пыталась разглядеть надпись на микроавтобусе — показалось?
—Брачное агентство «Синяя Борода», — подтвердил охранник. — Супруга Евгения Владимировича машину за саженцами гоняла. Она тут японский сад разбила, так сакура третий год не приживается. А «Синяя Борода» — фирма сына Евгения Владимировича.
6
«Железная бабочка»
(Ими, 1984 год)
— Где?! Где?! Где, к чертовой матери, этот психоаналитик, которому я плачу столько, что город средней величины два года можно содержать?! Почему его никогда нет, когда он нужен?! Почему он не может сделать так, чтобы этот проклятый сон мне не снился?!
Пробуждение первой леди в это утро трудно было назвать безоблачным.
— Найдите этого Олафсона, быстро его сюда!
Черт бы побрал этот сон!
Почему, почему деньги, которые могут все, не могут избавить ее от этого дурацкого сна, что так изматывает? Не спасают ни тонны покупаемых после каждого видения обновок, ни чемоданы драгоценностей, каждая из которых была бы предметом гордости любой кинозвезды или особы королевской крови. Сон чуть отступает, отпускает, одурманивает своим отсутствием, но проходит несколько месяцев — и сон настигает снова.
Всегда один и тот же. Она, Ими, еще совсем молоденькая дурочка, с тонкой талией и крепкой высокой грудью, какой когда-то с тощим чемоданчиком в руках и пятью песо в кармане приехала в столицу, бежит навстречу Бени. Он — такой красивый, такой сильный, такой восхитительный и желанный Бени — раскрывает объятия. И вдруг она видит свое отражение в большой витрине. Босая, со стертыми в кровь ногами. Одетая точно нищенка, хуже, чем одевалась незадолго до смерти измученная родами мать. Во что-то старушечье, уродливо-бесформенное, застиранное до дыр. А Бени идет навстречу и… проходит мимо, туда, где стоит эта ненавистная выскочка Корасон, чья кургузая китайская фигура скрыта под волшебным свадебным платьем от Диора…
Каждый раз, просыпаясь в холодном поту после этого сна, она бежала к гардеробу, судорожно перебирая — есть ли вещь, достойная появления пред Ним?! Вещь, способная обворожить, очаровать, показать, чего он лишился. И каждый раз ей казалось, что все ее наряды, которые сначала заполняли несколько больших шкафов в их первом с Ферди доме и на которые ныне не хватало места в пятисотметровом будуаре в президентском дворце, все они недостаточно хороши, чтобы в таком виде предстать перед Ним.
И все начиналось вновь — изматывающие нон-стопы по магазинам и магазинчикам, бутикам и домам моды, аукционам и антикварным рынкам. У себя в стране, в Нью-Йорке, Токио, Париже она скупала все, в чем могла понравиться Бени.