(Не) буди во мне зверя
Шрифт:
Подошёл Кирилл с бутылью воды и настороженно оглядел нас.
– Продиктуй мне свой номер, я отправлю тебе дозвон, – поднимаясь со скамьи, сказал я.
Ника в ответ назвала кое-как заветные одиннадцать цифр. Я набрал и нажал кнопку вызова.
– Это мой, – кивнул я на загоревшийся экран её смартфона. – Запиши и позвони, если будут проблемы. А сейчас промой желудок и дрянь эту больше в рот не бери. Поняла?
Ника, отчего-то снова покраснев, кивнула.
Я знал, что мои сородичи никогда не поймут меня. Понимал, что предаю Алису и память отца. Вся рефлексия накатывала на меня уже после встреч с Никой. А когда я смотрел на
Возможно, мне следовало бы задуматься, отчего я пялюсь на неё при каждой удобной возможности. Зачем приехал в колледж, хотя у меня не было занятий. Это все слегка отдавало сталкерством. Но самому себе я этот момент объяснял своим характером, неотъемлемой частью которого была необходимость о ком-либо заботиться. До недавнего времени объектом моей заботы была Алиса. Но чем старше она становилась, тем сильнее крепло её стремление к сепарации, даже несмотря на то, что здоровье всё ещё оставляло желать лучшего. А Ника, хоть и была того же возраста, что и Алиса, с точки зрения жизни оборотня была будто слепой несмышленый щенок.
4.2
– Ну так что, ты решила, где будешь в полнолуние? – спросил я её в перерыве перед новой лекцией. Ника замялась.
– Думаю, я должна обсудить это с дядей, – ответила смущенно.
При упоминании Никифорова у меня сработал триггер. Я не понимал, как вообще можно о чём-то разговаривать с этим человеком. Да его и человеком то назвать – язык не поворачивался. Злой и жестокий… Я стиснул зубы, чтобы не разразиться бранью. Нужно было успокоиться. Ведь сама Ника ни в чём не виновата, она не выбирала в какой семье родиться. Но выбор ей однажды сделать придётся, хочет она этого или нет. И что-то мне подсказывало, что единственный верный выбор для неё – уйти из дома. Чтобы сдержать трансформации, Никифоров готов был в течение одиннадцати лет травить её аконитом, я не удивлюсь, если теперь в полнолуние он посадит её под замок, чтобы изолировать от людей.
– Послушай, Ник, – выдохнув сказал я. – Ты ведь не на студенческую попойку собираешься. Дело-то серьёзное.
– Я знаю, – кивнула она, не поднимая глаз. – Но слово дядьки – закон. Он мне как отец.
При упоминании отца Ники, пусть и в довольно абстрактной форме, я опять стиснул зубы. Видимо, моё озлобленное выражение говорило само за себя.
– Не злитесь, пожалуйста, Глеб Власович, – произнесла она, чуть не плача. – Я просто пытаюсь сделать, как лучше.
– В том-то и дело, Ник, что лучше для него и лучше для тебя – это абсолютно разные вещи. Охотники считают нас монстрами, а мы всего лишь хотим свободы для нашей второй сущности. Мы не опасны для людей.
Ника тяжело вздохнула. Было видно по лицу, что она хочет мне поверить, но авторитет дяди, утверждавшего обратное, был слишком велик.
– Но охотники ведь не на пустом месте объявили вас… то есть нас, монстрами, – осторожно заметила она.
– Это долгая история, – я, поморщившись, потёр висок.
– А я до начала лекции никуда не спешу, – пожала плечами Ника и присела на край моего стола.
Невольно я уставился на
– Знаешь, как говорят: в любой семье не без урода, – начал я, сложив руки на груди. – И среди оборотней был такой. Полвека тому назад. Макар Агеев его звали. Вот он был настоящим уродом и монстром, во всех смыслах. Благодаря хитрости и силе он занял высокое положение в стае и начал творить то, что ни один уважающий себя волк никогда не позволил бы. Унижал и избивал сородичей мужчин, насиловал женщин. Но, разумеется, самым страшным его преступлением стало убийство человека.
Ника, насупившись, слушала мой рассказ. С каждой новой деталью она всё больше вжимала голову в плечи и пыталась засунуть руки поглубже в карманы.
– Никто точно не знает, как именно это случилось. Однажды наутро после полной луны на краю леса нашли растерзанное тело егеря. И возможно, люди бы просто решили, что это несчастный случай. Но Макар, работавший тогда, как и некоторые другие оборотни, на заводе, обмолвился своим коллегам, что это его рук дело, при этом всячески оправдывая себя, мол, такова наша звериная природа.
На этих словах лицо Ники стало болезненно бледным. Я мог только предполагать, но вероятнее всего, тут тоже не обошлось без негативных установок её дяди, с которыми срезонировал мой рассказ.
– Были волки, осудившие и его преступление, и то, как он позиционировал себя, но большинство просто боязливо отмолчалось. И в этом была их фатальная ошибка. Спустя месяц пропала группа студентов университета, отправившаяся в турпоход. Вместе со студентами пропала и преподаватель Татьяна Климова.
– Кажется, эту часть истории я слышала, – задумчиво проговорила Ника. – Это моя бабушка. У дядьки дома есть старые советские фотоальбомы. Когда я была маленькой, он показывал мне их и рассказывал, кто есть кто. Говорил, что бабушка пропала без вести в тайге.
– На самом деле её нашли, но не сразу. Сначала, лишь рукав ветровки одного из её студентов. Этого оказалось достаточно, чтобы объявить охоту на Макара, который как раз тоже куда-то пропал. Просто перестал приходить на работу.
«Поисковую экспедицию» возглавил муж Татьяны, Егор. Он работал вместе с Макаром на заводе, был мастером соседнего цеха. Говорят, он был крайне нелюдимым, но очень наблюдательным. Он смог понять, что обычной дробью Макара не возьмёшь, ведь у оборотней отличная регенерация. Материалом для пули, поразившей его стал серебряный нательный крест, что мать Егора, как говорят, смогла сберечь от чекистов.
– Офигеть, конечно, история, – произнесла Ника, потерев лоб. – Только как-то странно, что вы мне рассказываете её, хотя она касается моей семьи.
Я вздохнул и снисходительно улыбнулся.
– Эту историю знают все оборотни от мала до велика. И рассказывают её как раз-таки, чтобы другие не повторяли той мерзости, что творил Макар. Агеев был чудовищем, не из-за ликантропии. Он был болен, как любой психопат. Среди людей тоже такие встречаются иногда. Имена некоторых вошли в историю и стали нарицательными. Но Егор Климов почему-то решил, что раз один оборотень оказался монстром, то и все остальные представляют угрозу. Так на нас и началась охота.