Не был, не состоял, не привлекался
Шрифт:
Во время моего пребывания в Улан-Батор приехал экс-чемпион мира по шахматам Макс Эйве. Он совершал путешествие от Амстердама до Тихого океана. Эйве дал сеанс одновременной игры в Университете. Там я познакомился с заведующим кафедрой физкультуры генерал-майором. В петличках у него были сабельки. Стало быть, кавалерист; все нормально, подумал я. Генерал задал мне неожиданный вопрос: «Скажите, а Эйве эпрэй?». Я не сразу понял. Мне показалось, что генералу было приятно услышать, что Эйве настоящий голландец.
Неподалеку от входа в гостиницу на обочине проезжей части стоял оригинальный знак – лошадиная голова, перечеркнутая по диагонали. Лошадям по дороге проезд запрещен. Всадник рысью приближался к знаку. Одной рукой он держал бидон. Наверно, ехал покупать кумыс. Зыркнув на знак, он, не останавливаясь, немедля переехал с проезжей части на тротуар, где нет запрещающего знака. Сделал он это легко и просто, будто играл блиц.
В
Языкового барьера я не чувствовал. По радио звучала монгольская речь, но музыка часто европейская. Шахматисты, с которыми я общался, владели русским, одеты были как москвичи. Однако когда мы с Намжилом были в Историческом музее, он с восхищением смотрел на старинный экспонат – туфли с загнутыми вверх носками, расшитые жемчугом. Казалось, что не прочь бы такие надеть. Между прочим, Намжил, побывав на Олимпиаде в Израиле, когда наша команда не поехала туда по политическим мотивам, рассказал мне о стране немало интересного. Монгол рассказывал еврею о кибуцах – занятная картина. Встречались нередко монголы, одетые в дели. Это что-то вроде халата. Иногда дели украшал ромбик – значок об окончании Университета. Наперекор Киплингу Запад сближался с Востоком.
В свободные часы я написал несколько статеек о шахматах в монгольскую газету. Зайдя в бухгалтерию редакции за гонораром, обнаружил, что тугриками командуют три девушки. Каждая сидела за своим столом, и еще был столик, на котором стояли три электроплитки. В трех кастрюльках варилось мясо. Приближался обеденный перерыв. Испокон веку скотоводы – мясоеды. Мне рассказали, что у всех студентов есть кочующие со стадами родственники. Они помогают студентам бесплатным мясом. Зимой в Улан-Баторе холодно, морозильник и холодильник не нужен, если есть балкон. В стране прекрасные возможности для рыбной ловли, но монголы раньше рыбой пренебрегали.
Мне случалось обедать в столовой, где охранник требовал у монголов пропуск, а у людей с белой физиономией пропуска не спрашивал. Выглядело это довольно неприятно.
Намжил пригласил меня на обед домой. Я не делал попыток овладеть монгольским языком, но запомнил, что архы – это водка. И что после водки хорошо есть мясную лапшу. Супруга Намжила за столом с нами не сидела. Я постеснялся спросить о причине. Она угощала, а потом принесла внучку. Мне чудесная малюсенькая девочка очень понравилась, но она, поглядев на мою белую физиономию, испугалась и заплакала.
Крепко запал в память простой эпизод. Я шел по безлюдной улочке, навстречу шла старенькая худенькая монгольская бабушка. Она поздоровалась, как принято в деревне. Сказала: «самбайну!». Здравствуйте, по-монгольски. И с такой добрейшей улыбкой, что на душе стало посветлее.
Сбор окончился, меня принял председатель Спорткомитета, вручил почетную грамоту. Я обратил внимание на то, что в его кабинете в углу стояла винтовка. Обыкновенная, трехлинейная. А участники сбора организовали прощальный ужин и подарили мне маленькую металлическую позолоченную богиню счастья – Майдар. Позолота почти слезла. Мне сказали, что богиня простояла в юрте уже 250 лет, что вывозить ее не положено. Однако когда товарищи провожали меня в аэропорту, они поговорили с кем надо, и оказалось, что можно. В моем доме Майдар успешно простояла еще сорок с лишним лет, напоминая мне о Монголии.
В сентябре 1970 года Всемирная шахматная олимпиада состоялась в ФРГ в небольшом городе Зиген. Там же прошел Конгресс ФИДЕ.
Фольке Рогард, двадцать один год возглавлял ФИДЕ, уходил, как говорится, на заслуженный отдых. Предстояли выборы нового президента и всего руководства, а также обсуждение и решение ряда важных вопросов.
Формирование команды для участия в Олимпиаде казалось делом несложным. Чемпион мира Спасский, экс-чемпионы Петросян и Смыслов, знаменитые гроссмейстеры Керес, Корчной, Полугаевский, Геллер, Тайманов – созвездие фантастическое. Однако у действующего чемпиона мира Спасского были свои представления, а у недавнего чемпиона Петросяна другие. Любой вариант из этого ряда гроссмейстеров давал все основания рассчитывать на традиционную победу, и меня, как начальника Отдела шахмат, больше беспокоило проведение Конгресса. В нем должен был участвовать председатель Шахматной федерации СССР Б. Родионов. Эту должность общественная. Всегда в Конгрессе принимал участие и консультант – работник Спорткомитета СССР, потому что именно ему и предстояло выполнять те или иные решения Конгресса. Я подал заместителю
У П. Кереса было своеобразное хобби. Он коллекционировал расписания самолетов, поездов и пароходов. Руководство Спорткомитета нередко обращалось к нему за советом в этой области. В Копенгагене он авторитетно сказал мне, что более скверный маршрут трудно было придумать. А ларчик просто открывался. Комитет платил Аэрофлоту рублями, которых хватало, а не валютой, которую экономили.
Из Франкфурта специально зарезервированным организаторами поездом поздно вечером мы прибыли в Зиген. Хотя Зиген и невелик, всего 58 тысяч жителей, но технически Олимпиада была подготовлена с немецкой обстоятельностью и аккуратностью. Все команды шестидесяти стран участниц играли в большом зале Конгрессхауза. В каждом туре по удару гонга начиналась борьба на 120 шахматных досках. При необходимости этот зал можно трансформировать для проведения собраний или спортивных соревнований, а также и для концертов. Пресс-центр хорошо оборудовали средствами связи и оргтехникой. Специально для Олимпиады изготовили столы и комплекты шахматных фигур. В этом бескорыстно помог господин Матиас Кутч, большой любитель шахмат. Он уделял внимание нашей команде, и я хорошо с ним познакомился. Он объяснил свой материальный вклад в дело организации Олимпиады тем, что многим обязан шахматам. В детстве болел костным туберкулезом и вынужден был длительное время лежать. Его научили играть в шахматы, и это во многом помогло ему преодолевать невзгоды. Матиас, шутя, говорил, что он потомственный милитарист. Его предок имел фабрику, которая производила пуговицы для армейских мундиров.
Олимпиаду посещало немало зрителей. На матч СССР-США пришло пять тысяч человек. Ехали из разных городов и даже стран. Всех интриговала встреча Спасского с Робертом Фишером. Спасский оказался на высоте и добился победы. На первой доске он показал лучший результат. Тогда шахматисты предвидели неизбежность дальнейшего подъема американца и его матч со Спасским за корону.
Олимпиаду посетили президент ФРГ Хейнеман с супругой, федеральный министр иностранных дел Геншер, посол СССР в ФРГ Царапкин.
Надо сказать, что многие зрители болели за нашу команду. Как-то один немец завязал разговор со мной. Он задал по-русски ненормативный вопрос: «Вы будете американцев за…ть?» Я спросил, откуда он так хорошо знает русский язык. Не заметив иронии, он ответил, что в советской зоне оккупации жил рядом с казармой.
В городе витрины всех магазинов отражали олимпийскую тематику. О том, что нравы в Европе изменились, свидетельствовала витрина небольшого магазина, расположенного напротив Конгрессхауза. На большой шахматной доске стояли задом к публике в виде шахматных фигур человеческие фигурки, причем голые, толстые, средние, мужские и женские. Лозунг над доской гласил: «Уничтожим капиталистические ж…!». Довольно своеобразная революционная агитация.