Не было бы счастья...
Шрифт:
Вот только если бы у нее так не щемило сердце при мысли о том, что они снова останутся одни. Как же горько, что она им больше не нужна! Сейчас Зои, кажется, полжизни отдала бы, лишь бы остаться с ними. И дело не только в малышке, с ужасом осознала она.
Но Джонас все стоял перед распахнутой дверью, ясно давая понять, что не разделяет ее чувств. А потому она не обмолвилась и словом о том, что творилось у нее в душе, и молча шагнула за порог. В следующее мгновение дверной замок щелкнул у нее за спиной.
Зои застыла на месте, дрожа от холодного ветра.
— Эй, рыжая, что такая хмурая?
Зои подняла глаза от медицинской карты, которую изучала уже минут пять, не в силах собраться с мыслями или хотя бы вспомнить, что именно ей здесь было нужно посмотреть. Тоска, мучившая ее несколько дней — точнее, два дня, с той самой минуты вечером в пятницу, когда она покинула дом Джонаса Тейта, — немного рассеялась при виде Купера Дугана. Небрежно облокотившись на перегородку у пульта дежурной, коллега улыбался Зои.
— Привет, Куп. — Она отложила карту в сторону. — Не то чтобы хмурая, просто немного не в себе. Понедельник. А ты что здесь делаешь так поздно? Неужто в третью попал?
— Ага, — кивнул тот. Зеленые глаза весело сверкнули из-под длинной пшеничной челки. — Время от времени я тоже наслаждаюсь ночной сменой. Может, перекусим вместе? У тебя скоро перерыв?
Зои со вздохом посмотрела на часы.
— Нет, извини, не раньше чем через час. Зои и Купер подружились еще в детстве. Зои предпочитала не вспоминать тот эпизод, когда она удрала из дому от своих тетушек и целый месяц болталась по улицам Филадельфии. Если бы не знакомство с Купером, она вообще похоронила бы эти ужасные воспоминания. Она сбежала от существования, казавшегося ей убогим. Жизнь на улице быстро заставила ее понять, что такое истинная убогость.
— Ну и ладно. Тогда позавтракаем? Зои покачала головой.
— Не получится. У меня свои планы на следующий день. Во всяком случае, я надеюсь, что они останутся в силе.
— Важное дело?
— Сижу с ребенком.
Он театрально закатил глаза.
— Боже мой, как ты выдерживаешь! Тебе что, в роддоме ревущих младенцев не хватает?
— Я люблю детей, — спокойно отозвалась она.
— Ага, поэтому своих у тебя нет.
Она инстинктивно вздернула подбородок.
— Тебе прекрасно известно почему. Он кивнул, скривившись.
— Мне известно только то, что ты мне сама заявила: «Этот мир — слишком ужасное место, чтобы я позволила еще одному ребенку страдать здесь», — передразнил он ее. — Фу! — Купер наклонился и дернул ее за косу. — Поосторожнее, Зои, а то еще сама поверишь в это.
— Я верю.
Он окинул ее скептическим взглядом.
— Значит, я ошибся и твой страх иметь детей никак не связан с тем, что случилось с Эдди?
Она медленно поднялась и встала перед ним — щеки ее пылали, глаза метали молнии. Но в отличие от большинства мужчин Купер ее нисколько не боялся. В конце концов, именно он спас ее в самый черный период ее жизни. Он был единственным человеком, видевшим ее отчаяние, слабость, и Зои не удалось бы напугать его никакими устрашающими позами,
— Ты сам не понимаешь, что говоришь, Купер. Страх тут ни при чем. Как и то, что случилось с… Эдди. — О Боже, подумала она, с трудом выдавив последнее слово. Сколько же прошло времени с тех пор, как она произносила это имя?
Голос Купера потеплел:
— Зои, ты, кажется, забыла, кто перед тобой. Уж я-то прекрасно знаю, почему ты замкнулась в себе. После того, что произошло с тобой, это вполне понятно. Но…
— То, что со мной произошло, — перебила она, — осталось в прошлом. И никак не связано со мной нынешней.
— Как скажешь, детка. Как скажешь, — кивнул Купер, всем видом давая понять, что остался при своем мнении.
— Послушай, а тебя на рабочем месте не ждут? У меня тут дел по горло.
— Намек понял, — послушно отсалютовал Купер.
Он развернулся было к выходу, но Зои вспомнила, о чем хотела его спросить.
— Эй, Куп!
— Да? — быстро обернулся тот.
— Ты ведь часто бываешь в нашем крыле, верно?
Он небрежно дернул плечом.
— Случается, когда выдается свободная минутка. В этом крыле самые хорошенькие медсестрички.
Зои комплимент проигнорировала.
— И с ребятами, конечно, треплешься в туалетах?
— Ну, я бы так грубо это не называл… — забубнил, защищаясь, Купер.
— Ладно-ладно. Скажем, ведешь светские беседы. А что там… — Она замялась, соображая, как выудить нужные ей сведения. — А там… вообще… что-нибудь говорят… обо мне?
Купер выгнул бровь — то ли от удивления, то ли просто чтобы потянуть время.
— О тебе? — эхом протянул он.
— Обо мне, — сухо повторила Зои.
— Н-ну, так сразу и не ответишь… Всякие, знаешь, разговоры бывают среди мужчин — о хоккее, винах, стюардессах, оружии…
— Ну а… обо мне?
Он впился в нее подозрительным взглядом.
— А зачем тебе?
— Мне стало известно из достоверного источника, что сильная половина «Ситон Дженерал» видит во мне… мм… смертельную угрозу мужским ценностям.
— Ах, это! — Купер махнул рукой. Она негодующе фыркнула.
— Что значит «Ах, это»? Вы действительно обо мне такого мнения?
— Да не волнуйся ты так, Зои. Воспринимай это как комплимент. Джеффа Пирсона вообще никто не любит.
— Но…
— Мы, мужчины, все тебя очень уважаем, детка. Ты, можно сказать, одна из нас.
Одна из них? О Боже, только этого не хватало! Что за радость быть одной из них?
— Э-эй, нашла о чем переживать. Нет ничего зазорного в репутации крепкого орешка. — И с этим обнадеживающим замечанием Купер удалился.
Крепкий орешек, повторяла про себя Зои, глядя ему вслед. Значит, вот как называют ее коллеги-мужчины? И Джонас думает о ней так же? А разве могло быть по-другому? Она и есть крепкий орешек. Все эти годы Зои старалась убедить окружающих, что с ней лучше не связываться. Так что ж теперь удивляться, если мужчины обходят ее стороной. Ведь она именно этого и добивалась.