Не было бы счастья…
Шрифт:
Второй капюшона не снял и в разговоре участия не принял.
– Сто вы хотеть за спасение моей господина? – спросил слуга.
– Это подождёт, – сказал Удал. – Отведём вас в безопасное место, там и поговорим.
Слуга кивнул.
– Да, здеся небезопасно, якудза велнуться, и надо спесить.
Удал с Велимудром взобрались на коней и встали по бокам от спасённых. Ловкач же пошёл рядом с ними. Ширехари было возмутился, что господина нужно на коня, но Удал пояснил, что если выполнит просьбу, то пристрелить его, например, из лука труда не составит. Слуга поразмыслил и согласился. Господина
– Почему вы в одиночестве по тёмному городу шарахаетесь? – спросил гостей города Ловкач.
– Моя господина не салахаться, – возмущённо сказал слуга, – он изусять достоплимесятельности голода.
– Какие у голода могут быть достопримечательности? – поинтересовался Ловкач. – Да и не голодаем мы.
– Достопримечательности города, – поправил его Велимудр.
– А-а-а, – протянул Ловкач, – ладно. А какие достопримечательности можно изучать ночью?
Ширехари смущённо замялся.
– Господина изусять калтина звёздного неба, – после паузы ответил он.
Ловкач хохотнул, но промолчал.
На крыше дома справа показались две тени. Вжикнуло. Ловкач исчез и появился перед господина. Руки что-то выловили из воздуха и отправили обратно. По крыше загрохотало, и на землю рухнуло два тела.
Дальше шли без приключений. Правда, несколько раз попадались компании праздношатающейся публики, но, завидев всадников при полном вооружении, люди исчезали в темноте или прижимались спинами к домам. Велимудр всё время смотрел на скрытого капюшоном незнакомца, будто хотел взглядом проникнуть сквозь ткань. Удал с Ловкачом вертели головами, прислушивались и присматривались на предмет наличия супостата. Благо хоть во многих домах давно легли спать, а света от звёзд и торчащей над крышами луны едва хватало, чтобы разглядеть контуры ближайших зданий, и о стрельбе речи быть не могло.
Но ночь ночью, а слуга прекрасно ориентировался в городе. Вскоре они вышли к широким воротам. Велимудр хмыкнул.
– Ты чего? – спросил его Удал.
– Сейчас увидишь, – ответил товарищ.
Слуга несколько раз быстро стукнул по створке, а затем через рваные промежутки времени ещё несколько раз. Ворота разошлись. На улицу выскочило десятка три воинов. Узкие длинные мечи образовали частокол вокруг троицы и их попутчиков. Человек в капюшоне поднял руку и что-то рявкнул на незнакомом языке. Слов не разобрать, но голос оказался властным, не терпящим пререканий. Воины, все как один, побросали мечи в ножны. Процессия через широкий двор двинулась к длинному и высокому зданию.
– А не конюшни ли это купца Охрятина? – спросил Ловкач.
Велимудр хихикнул.
– Они самые. Ну и везёт же нам.
– Давно догадался? – спросил Удал товарища.
– Сразу, – ответил тот. – Нанять воинов из якудзы могут только джапонцы, да и работают они исключительно на своих и со своими. Так что вывод напрашивался сам собой. Конечно, оставались сомнения, но теперь они развеяны.
– Ну ты и сволочь, – сказал Ловкач, – хоть бы предупредил! Я бы помылся, а то как-то к императору вонючим…
– Ничего, тебе не привыкать, – поддел его Велимудр.
За разговором дошли до дверей конюшни, таких же массивных и широких, как ворота во двор. Ширехари попросил
Троицу ввели в огромный зал. Стены прикрыты широкими полосками тканей с витиеватыми иероглифами. По периметру – канделябры на десяток свечей каждый. На полу разбросаны ковры с густым ворсом. Император предстал во всей красе: расписанное драконами оранжевое кимоно из шелка, сланцы из кожи, волосы родные. На поясе – катана, слева и справа – слуги. Вместо трона – подушки, на голове – нелепая корона с висюльками, больше похожая на гребешок. Ловкач едва не заржал во всю пасть. Благо Велимудр вовремя ткнул локтем в солнечное сплетение. Рядом с императором занял место уже знакомый Харакири Ширехари.
– Импелатола Укуры Сосиноги пливетствует дологих гостей и благодалит за оказанную помось, – сказал он и поклонился, сложив ладони перед собой.
Владелец подушек отреагировал, как статуя: взгляд в одну точку, будто пытается кого-то загипнотизировать. Зато у Ловкача от имени самодержца начался истерический приступ смеха.
– Не за что, – ответил Удал, ткнув смеющегося товарища локтем в ребра. Точнее, попытался, но тот увернулся.
– А мне интересно, почему это ваше императорское величество сам этого не скажет и молчит, будто немой? – спросил, отсмеявшись, Ловкач.
У Ширехари от услышанного волосы встали дыбом, а глаза наметились покинуть глазницы. Лицо приобрело цвет первого снега, тело затряслось, как в припадке. Укуры Сосиноги вышел из ступора, перевёл на него взор, мол, что гость-то сказал? Толмач беспомощно посмотрел на Удала.
– Это пелеводить? – спросил он.
– Не надо, – ответил Удал, незаметно наступив Ловкачу на ногу. – Передайте вашему императору, что мы были рады помочь.
Толмач облегчённо выдохнул. Лицо приобрело нормальный оттенок, волосы приняли исходное положение, припадок закончился. Яркую речь Удала перевёл быстро и чётко. Сосиноги что-то рявкнул. Это могло означать как путёвку в загробный мир, так и кашель больного туберкулёзом в последней стадии. Толмач поклонился.
– Его импелатолское велисество за своё спасение залует пояс и кимоно со своего плеся.
– Мы ему жизнь спасли, а он тряпки дарит, – прошептал Ловкач. – Вот это благодарность!
Прошептал, но толмач услышал. Его телом снова завладело болезненное предобморочное состояние. Только на этот раз трясунец оказался сильнее.
– Дурень, – прошептал Велимудр, – это не просто тряпки. Такой подарок является самым ценным и желаемым в их стране. И не принять его – значит до глубины души оскорбить императора. За это можно и на плахе оказаться.
Ловкач фыркнул.
– В первый раз что ли?
Удал окинул зал взглядом. За спиной и по бокам от Сосиноги застыла дюжина воинов, ещё двадцать стоят перед канделябрами, и, судя по движению полотнищ с изображением гор, свисающих с потолка у стен, и там не меньше трёх десятков. Причём наверняка лучники. Можно попытаться прорваться, но вероятность удачного исхода почти нулевая. Пауза затянулась, толмач совсем побелел, а губы приобрели синеватый оттенок. Того и гляди в обморок бухнется. Надо как-то исправлять ситуацию.