Не девичья память
Шрифт:
– Ты все изводишь себя, Леночка, – не спросил, скорее констатировал он.
Она ничего не ответила, только вздохнула.
Все дела фирмы теперь практически лежали на ее заместителе, и она была ему очень признательна.
– Знаешь что, Лена, – сказал Юрий Евгеньевич, – я тут подумал, почему бы нам не нанять частного детектива?
Елена Павловна отмахнулась:
– Скажешь тоже. Полиция ничего сделать не может, а какой-то частный детектив… По-моему, ты слишком много читаешь книжек.
– Не скажи.
– Выбирать советуешь
– Нет, ничего такого я тебе не советую. Но ты знаешь, я поговорил с Богданом, и у него есть хороший знакомый следователь из столицы губернии.
Елена Павловна на минуту задумалась.
Богдан был сыном Юрия Евгеньевича и ее крестником. Он занимал высокий пост в администрации города, а до этого руководил частной компанией по изготовлению строительных материалов.
Иногда Елена Павловна ловила себя на мысли, что искренне сожалеет о том, что Богдан не ее сын. А ведь мог бы… быть им…
Юрий Евгеньевич ухаживал за ней еще со школы. Они вместе бегали на танцы в городской парк, целовались на последних сеансах в кино, читали одни и те же книги.
Едва им исполнилось восемнадцать лет, как Трофимов сделал ей предложение. Но она и слышать не хотела о замужестве, ей хотелось учиться, строить карьеру, а он был настроен на тихую семейную жизнь. И так получилось, что впоследствии личная жизнь у обоих не заладилась…
Юра долго ждал ее и терпеливо ухаживал, но в двадцать девять лет как-то неожиданно женился на своей сослуживице, милой простой девушке Юлечке. Она не была красавицей, но в ней было столько тепла и обаяния, что он надеялся обрести с ней тихое семейное счастье.
Поначалу все у них складывалось хорошо. Они даже на родину Юли съездили в небольшой городок на Алтае. Трофимов познакомился с родителями и старшим, уже семейным, братом Юли и пришелся всей родне по вкусу. Но ровно через год после скромной свадьбы жена оставила его с младенцем на руках, скончавшись при родах.
Родственники Юли предложили взять мальчика к себе, родители обещали заботиться о нем и растить его, как собственного сына.
Трофимов отказался, стараясь при этом не ранить чувств бабушки и дедушки, и без того сломленных свалившимся на них горем, не преминув заявить, что всегда будет рад видеть их у себя.
Лена помогала ему выходить младенца, стала крестной матерью Богдана, но замуж выйти за Юру категорически отказалась. А в тридцать пять лет родила Олега. Никому не сказав, кто его настоящий отец.
Трофимов был ошеломлен, но допытываться о том, кого она предпочла ему, не стал. И Елена была ему за это благодарна.
Богдану в то время было пять лет, и он охотно возился с маленьким Олегом, нянчил его, возил на коляске, потом играл с ним в песочнице и катал на дворовых качелях. Но стоило мальчикам подрасти, как они отдалились друг от друга, к огорчению и Елены Павловны, и Юрия Евгеньевича. Но ни тот, ни другая не стали принуждать детей к общению.
И,
– Ну, что, Леночка, ты согласна? – донесся до нее, точно сквозь туман, голос Трофимова.
– Неужели ты думаешь, Юрочка, что следователь из губернской столицы станет заниматься Олежкиным делом. Да им и не положено… Там же своя субординация в этих следственных органах.
– Я и не говорю, что следователь сам будет искать преступников. Богдан говорит, что у этого следователя друг работает частным детективом.
– Но частного детектива никто не допустит…
– Не беспокойся, ты же знаешь, где работает Богдан.
– Ну да. – Коршунова задумалась, и Трофимов ее не торопил.
– Я… Я даже не знаю. – Елена Павловна стиснула пальцы правой руки левой.
– Лена, мы не должны упускать такой возможности, – проникновенно произнес Юрий Евгеньевич, осторожно коснувшись ее плеча.
– Я согласна, – кивнула Елена Павловна, – я готова заплатить более, чем хорошо, – неожиданно горячо вырвалось у нее, – только…
– Не беспокойся, Богдан все сам уладит.
Коршунова кивнула и снова отвернулась к окну, где осенний день продолжал писать дивные картины из листьев, цветов и лучей, а Юрий Евгеньевич вышел из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь.
Если бы Шура был магом и волшебником, он немедленно сделал бы так, чтобы в родном полицейском отделении воцарились тишина и порядок.
– Но черта с два! – выругался Наполеонов.
То и дело звонили телефоны, раздавались торопливые шаги, хлопали двери, стучали чашки, из которых постоянно пили чай или кофе, кто-то безумолку стрекотал за стеной, а из туалета валил столбом сигаретный дым.
– Содом и Гоморра, – сердито проворчал Шура.
На его столе снова затрезвонил телефон.
– Наполеонов слушает.
– Здравствуйте, Шура! Или лучше Александр Романович? – пророкотал из трубки бархатный голос.
– Здрасте. Смотря, кто беспокоит…
– Вас беспокоит Богдан Трофимов из Н-ска, надеюсь, вы меня не забыли?
– Нет, конечно, рад слышать. И для тебя я – Шура.
– Спасибо. Я, в общем-то, звоню по делу.
– Жаль, так ты не у нас в городе?
Богдан вспомнил, что они с Шурой в прошлый раз перешли на «ты», чертыхнулся про себя и ответил:
– У вас. Мне очень нужно с тобой поговорить, я, собственно, для этого и приехал. Где и когда мы могли бы встретиться?
– А ты где сейчас? – спросил Шура.
– Недалеко от речного порта.
– Как я понимаю, ты на машине?
– Да.
– Тогда подъезжай… – Шура назвал улицу недалеко от своего местопребывания, – там есть кафе «Ветерок». Буду ждать тебя на открытой веранде в двенадцать часов.
– Спасибо, Шура.
– Пока не за что.
Через некоторое время Наполеонов убрал в сейф дело, над которым работал, и вышел на улицу.