Не девушка, а крем-брюле
Шрифт:
Ладова обернулась.
– Ты вроде из обыкновенной рабочей семьи. Я забыла, кто у тебя родители? Мама? Папа?
– А при чем здесь мои родители, Лариса Михайловна? – Василиса пыталась избежать неприятного разговора.
– Как при чем? – Ежиха подпрыгнула на месте. – Притом! Это же они тебя такой воспитали!
– Какой? – Ладова никак не могла понять, что от нее требуется.
– А такой… – Лариса Михайловна сощурилась, пытаясь подобрать нужное слово. Но оно никак не находилось, и это в то время, когда душа требовала сатисфакции за напрасный учительский труд, за напрасно прожитый
– Я не понимаю, Лариса Михайловна, чего вы от меня хотите, – Ладова переступила с ноги на ногу, но выйти из класса не решилась.
– Я-а-а-а?! – ахнула Ежиха.
– Вы, – подтвердила Василиса, уставшая от невнятности учительских рассуждений.
И тогда Лариса Михайловна оглянулась по сторонам, погладила норковую горжетку и вполголоса произнесла:
– Я хочу, Ладова, чтобы ты всерьез пересмотрела свою жизненную позицию.
– Какую? – Василиса в изумлении вытаращила глаза на Ежиху, перескакивающую с одного на другое: то родители, то правда, то жизненная позиция… Мозг Ладовой отказывался воспринимать немотивированные колебания учительской мысли, она взмолилась:
– Лариса Михайловна, отпустите меня, пожалуйста. Мне нужно домой.
– В преддверии выпускных экзаменов, – как ни в чем не бывало, продолжила Ежиха, – тебе нужно еще раз взвесить все за и против и принять единственно верное решение. Подумай, Василиса, ты столько лет мечтала стать поваром! – Лариса Михайловна произнесла это с такой интонацией, как будто Ладова мечтала полететь в космос. – А сейчас ты с легкостью отказываешься от своей мечты. Я бы сказала, ты предаешь свою мечту, смущая всех: меня, родителей, администрацию школы… Ты только представь: вот ты пойдешь в десятый, выпустишься, поступишь в какой-нибудь вуз и что?!
– И что? – прошептала Василиса.
– Да ничего! – рявкнула Лариса Михайловна. – Еще одним никчемным специалистом станет больше. А ведь мир нуждается в другом: в красоте, в радости. Мир нуждается в рабочих профессиях. Не всем, поверь мне, Ладова, не всем показано высшее образование. Рубить нужно дерево по себе. По росту, так сказать, рубить нужно. Поэтому и советую хранить верность любимому делу…
Выслушав длинную тираду учителя, Василиса наконец-то поняла, к чему весь этот сыр-бор. Ежихе просто не хотелось напрягаться: рапорт был сдан, а в нем и список выпускников и распределение по классам: гуманитарному, физико-математическому, химико-биологическому. И получается, ни в одном из них для Ладовой места не было. «Не будет по-вашему!» – мысленно поклялась Василиса и не типично для себя широко улыбнулась: ей стало легко от собственной смелости.
– Что смешного я сказала?! – тут же отреагировала Лариса Михайловна и занервничала. «Возможно, я чего-то не знаю, – засомневалась она. – И за Ладовой кто-то стоит?»
Но за Ладовой никого не было, даже Хазову и ту ветром сдуло. Бей – не хочу. Но обескураженная улыбкой Василисы, классная руководительница на всякий случай сошла с тропы войны и распахнула объятия перед нерадивой ученицей:
– Ну что, дружок? – пропела Ежиха и засверкала
– Я все решила, – Ладова повесила на плечо сумку.
– Это тебе только кажется, – предприняла последнюю попытку Лариса Михайловна, но тут же отступила, почувствовав в Василисе мощное внутреннее сопротивление, совершенно не сочетающееся с внешним обликом белоголовой рохли. – Пусть будет по-твоему, – выдавила из себя классная руководительница и, не зная, что делать дальше, распахнула тетрадь Ладовой.
Довольно неряшливым почерком под темой «Хороший человек – это…» было написано несколько предложений. «Краткость – сестра таланта», – усмехнулась про себя Лариса Михайловна и зачитала вслух:
Нет такой профессии «хороший человек». То, что одному кажется хорошим, другому покажется отвратительным. Зато и первый, и второй захотят доброго к себе отношения. А проявляется оно в умении принимать человека таким, какой он есть. Поэтому «хороший человек» никогда не унизит, не оскорбит и не усомнится в твоем выборе, даже если он ему непонятен. Вот в этом и состоит призвание быть «хорошим человеком»».
– И что я должна за это поставить?! – Ежиха потрясла тетрадью перед Василисиным носом.
– Что считаете нужным, – опустила голову Ладова, но буквально уже через секунду посмотрела на классную руководительницу и снова улыбнулась победной улыбкой уверенного в своей правоте человека: – До свидания, Лариса Михайловна.
– До завтра, Василиса. И не забудь принести нормальное сочинение, – Ежиха протянула Ладовой ее тетрадь.
– Это нормальное сочинение, – тихо проговорила ученица и вышла из класса.
– Она не оставит тебя в покое! – сделала вывод закадычная подруга, верность которой Василиса хранила с того самого дня, когда та поклялась дружить с ней до конца жизни и в подтверждение истинности своих намерений, не моргнув глазом, проглотила половину дождевого червя, безмятежно свернувшегося на самом дне большой лужи городского парка.
– На! – Гулька протянула вторую половину скользкого бордового шнурка, не прекращавшего шевелиться, несмотря на тяжесть проведенной экзекуции. – Ешь!
– Я не могу! – попробовала было отказаться Василиса, но через минуту, справившись с рвотным позывом, зажмурилась и засунула червяка за щеку, изобразив при этом глотательное движение.
– Ну как? – заинтересовалась Гулька Низамова, поздняя и единственная дочь возрастных родителей.
– Ныкак, – промычала обманщица и замотала головой.
– Тошнит? – догадалась Гулька и с сочувствием взяла белоголовую девочку за руку. Василиса кивнула, и от стыда, что не получилось довести ритуал братания до своего естественного конца, чуть не заплакала.
– Выплюни, – посоветовала проницательная Гулька и продемонстрировала, как это делается.
– Ны могу, – еле выговорила Василиса и пошла красными пятнами от волнения.
– А ты смоги, – очень серьезно произнесла Гульназ, и ее левый глаз уехал куда-то в сторону. С ней всегда так происходило, когда та собиралась сказать нечто важное.