Не ее дочь
Шрифт:
Моя мать обожала свои вещи, и в ее отсутствие я складывала в кучку ее самые любимые: тюбики губной помады, туфли на шпильках, подвески, шарфы. Я целыми днями играла с ними, впечатывая в них свою ДНК, а потом аккуратно клала вещи на место, чтобы никто не догадался, что я к ним притрагивалась. Мне просто хотелось узнать ту женщину, которую я вроде бы уже должна была хорошо знать, но не знала. Хотелось желать того же, чего желала она.
Отец расстроился бы, увидев ее любимое украшение валяющимся на полу. Я жадно выхватила ожерелье из щели между половицами и сунула в карман пижамы. Мама не позволяла
Я вышла на улицу и заметила старое масляное пятно от ее «жука». Машина исчезла. Мама забрала свои самые любимые вещи. Может, она оставила записку?
Я села на ступеньки, и в голове постепенно сложились кусочки мозаики.
Мама забрала вещи. А вчера сделала мне оладьи. Она поцеловала меня – дважды! И вечером ушла как ни в чем не бывало. Но так и не вернулась, и теперь отец считает, что она его бросила и уже не вернется.
Я воткнула ключ из ожерелья в землю и нарисовала кошачью мордочку, домик, рожок мороженого и звезду. Стояла жара, даже ранним августовским утром солнце жгло немилосердно, и я стала размышлять, что все это значит.
Неужели она никогда не вернется? Мы больше не будем свидетелями перемен настроения, не будем бояться, не понимая, какую свою сторону она покажет сегодня? Я закрыла рот руками и сдавленно вскрикнула. Потом встала с крыльца и начала бегать вдоль стены дома, улыбаясь до ушей, так что даже заныли щеки. Я чувствовала такую легкость, как никогда прежде.
Источник моих проблем исчез. Я молилась о том, чтобы она оставалась милой, а вместо этого вселенная уничтожила корень проблемы, оказала мне куда большую любезность, избавив от матери. Больше не придется угождать такому непредсказуемому человеку. Не придется испытывать на себе перемены ее настроения и прикладывать пакеты со льдом на ссадины или искать оправдания для ее странных и жестоких выходок. Отец сможет спокойно жить дальше. И стать счастливым. Без нее мы будем счастливы.
Я упала навзничь на покрытую росой траву, раскинув руки в стороны и изображая ангела – за подобную глупость я получила бы тонну насмешек от матери, если ей случилось бы находиться рядом, но теперь я медленно двигала руками вверх и вниз, вверх и вниз, словно могу покинуть тело и взлететь на небеса, чтобы лично поблагодарить ангелов.
во время
Она не спит. Глаза широко открыты, словно веки приклеили скотчем. Она быстро моргает, когда за окнами мелькают фары других машин. Я не могу толком объяснить, куда мы едем и зачем. Просто прошу ее потерпеть. Подождать.
Оказавшись в нескольких часах езды от Портленда, я постепенно расслабляюсь. Нахожу «Уолмарт», в котором столько раз бывала, и пока мы паркуемся между двумя внедорожниками, готовлюсь к тому, что мне предстоит сказать. Поворачиваюсь к заднему сиденью. Она так напряжена, что я буквально физически чувствую ее нервозность. И хотя окна «Тахо» тонированы, я пытаюсь высмотреть, не увидел ли кто, что она сидит не в детском кресле. Ее нижняя губа дрожит. А лицо сморщивается, и мне всем сердцем хочется ее обнять, но я боюсь, что она закричит.
– Ну что ты, солнышко. Не плачь. Все будет хорошо. Посмотри на меня.
Я протягиваю руку в
– Посмотри на меня секундочку, Эмма. Хорошо? Ты должна меня выслушать, это очень важно.
Я подумываю подкупить ее игрушкой – «Пожалуйста, не плачь, и тогда я куплю тебе любую игрушку!» Но я не настолько тороплюсь. Она открывает ротик, и раздается страдальческий вой, я с опаской оглядываю парковку – ничего не могу с собой поделать, – но в такой поздний час никто не смотрит в нашу сторону.
Я пережидаю, пока она всхлипывает, и снова глажу ее по коленке, как будто это поможет.
– Обещаю, я тебе помогу. Я просто хочу…
А чего я хочу? Я копаюсь в себе, вспоминая все свои отношения с детьми из других стран, говорящими на неизвестных языках, с детьми, которые всего лишены, и избалованными детками, считающими книжки «КУРСа» скучными. Но мне никогда не приходилось иметь дело с детьми в такой ситуации.
– Послушай, Эмма. Какая у тебя была самая любимая игрушка?
Она чуть оживляется. Кажется, я двигаюсь в верном направлении.
– У тебя ведь наверняка такая была, да? Такая, с которой тебе становится лучше, которая тебя успокаивает, когда ты напугана?
– Вроде любимки?
– Что за любимка?
– Это игрушки, которые мы приносили в школу, чтобы лучше засыпать после обеда.
– Да. Любимка. У тебя есть такая?
Она кивает и икает.
– Мишка Леденец.
– Мишка Леденец?
– Из «Заботливых мишек». Из… ик!.. из мультика. Мне папа подарил.
– А знаешь что? Давай пойдем в магазин и купим тебе другого мишку-леденца. Конечно, это будет не тот же самый мишка, но очень на него похож, правда? Тогда ты будешь чувствовать себя лучше?
Она кивает.
– Но я не боюсь.
– Правда?
– Да.
– Тогда почему ты плачешь?
– Потому что.
– Потому что что?
– Потому что мама меня накажет за то, что я от нее убежала. Она так рассердится, даже не знаю как.
При этих словах она плачет, и в рот затекают сопли.
– Бедная малышка. Вот что я тебе скажу. – Я перебираюсь на заднее сиденье, расстегиваю ее ремень, и она прыгает ко мне на руки. Я обнимаю ее и утешаю. – Твоя мама ничего тебе не сделает и не рассердится. Обещаю. Ты со мной не просто так, на то есть причина. Ты знаешь, что такое причина?
Она качает головой и прижимается ко мне.
– Я хочу, чтобы ты была счастливой и жила в безопасности. Это моя работа. Отличная работа, правда?
Она пожимает плечами.
– А знаешь, чем еще занимаются на этой работе? Покупают любые игрушки в магазине, чтобы порадовать детишек. Но я давно уже ничего не покупала и даже не знаю, что выбрать! Как думаешь, ты поможешь мне найти то, что нужно? И подберем для тебя что-нибудь симпатичное. Ну же, смелее!
Она отодвигается, вытирает глаза и кивает, ее голову начинает занимать мысль о новых игрушках. Я осторожно промокаю ее слезы краем своей блузки. Потом включаю в машине свет и изучаю лицо Эммы – щека и скула побагровели. Я выуживаю из сумки тональный крем.