(не) фиктивный брак

Анина Татьяна

У Риты отвисла челюсть. Она была не в курсе за кого я вышла замуж, и так же, как и я, наивно полагала, что фиктивный муж не придёт ко мне жить.

Даяр - животное впечатляющее. Оно одним взглядом так пугает, что хочется сразу ласты отбросить.

– Заходи дорогой! – расставил руки в стороны Даяр и двинулся к Ритке, которая сошла с лица и сильно побледнела. – Сейчас Абдул, Мухамед и Руфат приедут! Винё, шашлик привезуть, тебя любить будут.

– Заходи, подруга, – я рывком швырнула её к Даяру, но весовая категория у Риты солидная,

поэтому она спокойно дёрнулась из моих рук и, спотыкаясь на своих каблуках, выскочила из квартиры, как ошпаренная.

Воцарилась тишина.

– Трусливая у тебя подружка, – усмехнулся мужик и ушёл в свою комнату.

В свою!!! У него теперь есть своя комната! В моей квартире. Двустворчатые двери с потемневшими стёклами не закрыл, чтобы мелькать передо мной в неглиже.

Придурок! Мало баран, ещё и мудак в полной красе.

– Лесь, птенец, давай тебе ремонт сделаем? – спрашивал он из комнаты, как будто ничего не произошло. Как будто давно знакомы или вообще любовники и друзья с детства.

– Иди к чёрту, животное, – расстроилась я и вышла из квартиры, взяв ключи от новой двери.

У меня никого нет в этом мире. Но что касается живописи, то есть один святой человек, который всегда меня поддержит. И я очень надеялась, что он вышел из запоя. Завтра же диплом.

8

Олег Андреевич всегда носил рубаху в клеточку и чёрные брюки. У него были седые волосы сосульками до плеч и белоснежная борода. Стеклянными, светлыми, как ясное небо глазами, он смотрел на меня с самым глубоким сочувствием.

Про мужа я ему не рассказала, а про натюрморт всю душу наизнанку вывернула. И он плакал со мной. Слёз не было, а сострадание на лице отобразилось такое, что я хотела броситься к нему в объятия, как к самому дорогому человеку.

– Лисёнок, налей мне рассола в стакан, – сказал препод и поковылял вглубь мастерской.

Я, тяжко вздохнув, пошла к столу, где в гранёный стакан вылила рассол из трёхлитровой банки домашних солёных огурчиков, и украсила коктейль зонтиком укропа.

Со стаканом в руках я прошла за Олегом Андреевичем. Он залез в какие-то такие дебри, что пыль стояла столбом. Разорил склад старых картин. Вытащил на свет работу. Два на два метра, не меньше. Поднял холст над головой и стал пробираться обратно ко мне.

Он установил полотно на мольберт и принялся скидывать с него слой старинной пыли. На картине был нарисован декоративный натюрморт. Не такой, как у меня. Да ещё и маслом.

– Подойдёт тебе, – Олег Андреевич забрал у меня стакан, и, не отрывая взгляда от картины, выпил рассол. – Вот здесь киноварь убери.

Он показывал то, что ему не нравилось.

 – У меня заявлена гуашь,– обречённо пискнула я.

– Покрой гуашью.

Гуашь на масло!!! Это, как обои скотчем клеить. 

– Олег Андреевич, это лажа, – оторопело сказала я, скривившись всем лицом.

– Лажа,

Перепёлкина, когда печень больная, а выпить хочется.

– Так осыпется всё!!!

– Зафиксируем. День продержится, – отвечал боевой, бывалый препод. – Радуйся, что не акварель.

– Может тогда акрилом? – я уже готова была извиниться перед комиссией.

– Акрил дорого, а гуаши у меня попой кушай. И фиксатор найду.

– А если спалят? Рамка то старинная, – подняла глаза на художника. Он хмурился. – Обидно так.

– Тебе диплом нужен? Вот тут охру кинь, только не переборщи. Если сейчас начнёшь, то с перерывами к утру закончишь. Ваяй, как масло на хлеб, не стесняйся, возьми шпатель.

Это капец, животное! Ты на что меня подстрекнул? Гастарбайтер Трёхглавый! Я из-за тебя всю ночь буду такое творить, за что меня должны призирать все художники мира.

Потекла работа. «С перерывами» это значит, почти ничего не делать.

Откуда-то появилась банка с клеем ПВА, чтобы мою мазню крепить к другой мазне. Олег Андреевич поставил тепловую пушку и принялся мне помогать с другого конца холста.

 После обеда сгоняла в студенческую столовку. Там голодные студенты всё уже подмели. Попросила по сусекам поскрести. Тётки жалостливые откликнулись.

 С макарошками в коробке из-под красок, я шла обратно в мастерскую, когда зазвонил телефон.

– Олеся Ивановна. К сожалению, мы хотели подать на вас иск, – сказал женский голос.

– Да, подавайте уже, – я и забыла про них.

– Но в сложившейся ситуации, ваши долги переходят фирме посреднику. Всего хорошего.

Это что значит?

Тут же раздался ещё один звонок. Говорил уже грубый мужской бас.

– Здравствуй, Олеся. Надо квартиру продать, чтобы долг вернуть. Неделю думай.

И трубку бросил. А я отключила телефон.

Можно представить, в каком я виде принесла ужин Олегу Андреевичу. Он всё скинул на мою тоску по дипломной работе и взялся с другой стороны холста, обновлять рамку.

Ближе к полуночи появился Поликарпов. С бухлишком. Олег Андреевич долго гипнотизировал портвейн. И чем закончилась магия художника, я не помню, потому что отрубилась на узкой койке, среди барахла испачканного краской, предварительно заглотив стакан дешёвого пойла.

«Я в белой блузке и своей чёрной юбке-карандаш. С отличным макияжем и причёской сделанной в салоне…»

В грязных джинсах, помятой кофте. Волосы из хвоста выпадают. Из дипломной работы - листы.

Животное, разве так я представляла свою сдачу диплома? Поликарпов и Олег Андреевич дотащили многотонную монументальную работу в актовый зал. Все однокурсники с иголочки, я с перегаром. Встала рядом со своим преподом, чтобы слиться с ним, так сказать, в одно амбре.

– Лесь, ты Юрке сегодня позвони, – попросил Лёша. – Очень нужна твоя помощь. Там заказ денежный. Машину перегоним, покрасим и деньги сразу.