Не голова, а компьютер
Шрифт:
19
На другой день они пошли на экскурсию в Лазенки, поэтому никто не подумал их рассаживать. Но Костик тоже был сам не свой: наверное, о чем-то догадывался.
Когда они, растянувшись длинной вереницей, направились в парк, между друзьями произошел следующий разговор.
— Костик! Ты что, елки-палки!
— Вот тебе и елки-палки.
— Моя мама.
— И моя.
— Запретила…
— Мне тоже.
— Но мы не сдадимся!
— Ни за что.
Разговор был короткий, но
В парке ребята осмотрели памятник Шопену, гонялись друг за дружкой, играли, любовались лебедями, кормили белок. Словом, делали что хотели. А педагоги устроились в тенечке на скамейке и болтали. Они тоже радовались, что скоро каникулы.
Костик с Марцином примостились на ступеньках лестницы, спускающейся к воде, и развернули завтрак. Обсуждая план дальнейших действий, они не забывали бросать крошки лебедям и рыбкам, которые подплывали совсем близко.
— Завтра не рассадят, не станут из-за одного дня огород городить. И вообще на Пусю это не похоже.
— А до сентября десять раз успеют позабыть.
— Зато в лагере будем вместе. Я начну волю закалять.
— Чью?
— Свою, конечно. А хочешь, и тобой займусь. Хочешь?
— Посмотрим, — уклончиво ответил Костик. — Может, мне это не по силам.
— Подумаешь! Люди потрудней вещи делают. Взять хоть космонавтов. Представляешь, сколько им приходится работать над собой?
— Они, по крайней мере, знают, что в космос полетят, а мы…
— А почему бы нам не полететь? Чем мы хуже? — У Марцина родилась новая идея, и он стал ее развивать: — Приносят в один прекрасный день газету, а там во всю страницу — наши фотографии и подпись: «Герои-космонавты, Костик… нет, Константин Пшегонь и Марцин Солянский, высадились на Луне».
— На Луне никакой растительности нет, — сказал Костик, но глаза у него блеснули: проект явно его заинтересовал.
— Не беспокойся! Специалистов доставим туда, хотя бы нашу биологичку, и она на месте решит, какой там нужен компост и прочее. Главное, полететь, правда?
— Ага…
— Значит, начинаем работать над собой?
— Ладно. Только сперва обсудим, что и как, а то без подготовки недолго и ноги протянуть.
— Ты прав. Сразу себя не переделаешь, надо знать, с чего начинать, и тогда уж действовать наверняка.
— А ты с чего думаешь начать?
— С чего? Ну с выдержки, например. Выдержка — это вроде упрямства, верно? Скажешь себе: сделаю то-то и то-то, и хоть лопни, но сделай.
— По-моему, это и есть сильная воля.
— Согласен. Называй как хочешь. Но когда про кого-нибудь говорят: «человек с характером», подразумевают, что у него сильная воля.
— Верно.
— А для этого нам необходима цепь.
— Чтобы чистить?
— Изо дня в день.
— А где мы ее возьмем?
— Бирюк даст. Пошли, спросим
Бирюк с Казиком стояли на берегу пруда и, с опаской озираясь, нет ли поблизости сторожа, пускали по воде плоские камешки, подобранные тут же на дорожке, посыпанной гравием.
У Бирюка получалось лучше. Его камешки дольше скользили по поверхности, оставляя серебристую дорожку. Казик злился.
— Вам чего здесь надо? — накинулся он на приятелей, которые остановились посмотреть, как они пускают камешки. — Проваливайте!
— Не комадуй, не у себя во дворе! — огрызнулся Марцин. — Бирюк, мы к тебе.
— Ну?
— Ты говорил, у тебя в подвале цепь есть. Дай ее нам.
— Зачем?
— Секрет. Нужна, и все.
— Смотри, Бирюк, как бы они тебя не надули, — предостерег Казик.
— Цепь-то есть. Правда, я хотел ее сдать в утиль, но так и быть, берите.
— А сколько хочешь за нее? — предусмотрительно спросил Костик.
Запроси Бирюк деньги за цепь, им пришлось бы отказаться.
— Нисколько. Что я, барышник? Хоть сегодня забирайте. Отец, когда узнал, как мы практикантку надули, сказал: неплохая идея, стоит взять на вооружение. Лучше уж забирайте ее из нашего подвала.
По дороге из парка они зашли за цепью. Она оказалась страшно тяжелой. И Костик, хотя немного трусил, помог ее донести до самой Марциновой двери.
Мать на два дня отпросилась с работы. Поэтому спрятать цепь было не так-то просто. А не спрячешь, начнутся расспросы.
Дверь открыла Шелестина. Он приложил палец к губам и внес мешок с цепью в прихожую. Старушка его поняла.
Но из ванной, как назло, — мама, с полным тазом выстиранных рубашек.
— Это еще что за грязный мешок? Что у тебя там?
— Это, мамочка, такая цепь… железная…
— Где ты взял?
— Мальчик один дал.
— Что? Опять Костик?
— Нет. Бирюковский.
— А с дружком своим за одной партой сидел?
— Нет.
Мама спрашивала про школу, а в школе он с Костиком действительно не сидел, это была истинная правда.
— Зачем это тебе?
— В лагере будем упражняться.
Мама передала белье Шелестине, которая стала его развешивать в кухне на веревке, а сама заглянула в мешок.
— Фу, какая гадость! Сплошная ржавчина! И ты собираешься в лагерь это с собой тащить? Зачем? Куда ты ее положишь? А тяжесть-то какая! Совсем с ума сошел!
Петрик и Вацек, посмотрев, тоже очень удивились.
— Металлолом! — отрезал Вацек.
— Угадал! — подхватил Марцин. — В лагере обязательно придется собирать металлолом, и тогда, понимаешь, мамочка, я первое место займу.
— Да у тебя жар! — сказала мать, прикладывая руку ему ко лбу. — Нет. Температура вроде нормальная. Покажи язык! — Марцин высунул язык. — Тоже в порядке. Сейчас же забирай отсюда эту гадость. — Но, прочтя в глазах Марцина отчаяние, прибавила: — В подвал отнеси.