Не гореть!
Шрифт:
— Что я такого ужасного сделала, что твое отделение решило меня угробить? — точно так же, без вступления, выпалила она. — Сначала Жора мозг снес. Потом Колтовой покалечил. Теперь ты добить пришел!
— Можно и добить. Потому что твой труп будет определенно покладистей. Или ты решила сменить работу? Так есть более легкие способы. Без членовредительства.
— Мне нравится моя работа! — грозно и вместе с тем совершенно по-детски звонко заявила Оля. Это упрямство хорошо расслышали оба. И ее оно заставило резко успокоиться. Она снова посмотрела
— Тебя жду! — заявил Денис. — Мозги вправлять буду. Не пойдешь в больницу — вылетишь из части. Развела детский сад.
— Пирогову пожалуешься? — съехидничала она.
— Медкомиссию не пройдешь, балда, — хмыкнул в ответ Дэн и кивнул на машину. — Садись, домой отвезу.
— Забота о ближнем?
— Типа. Садись!
Оля замерла, разглядывая его с таким лицом, будто бы увидела у него рог во лбу. Впрочем, его поведению в последние дни ей и правда приходилось удивляться. И она не знала, что тревожит ее сильнее — порядком доставший Каланча или бередящий душу постоянно преследующий взгляд Дениса.
Когда это началось? Почему не заметила начала? С чего он вдруг решил снизойти? Она вошла в категорию кого-то вроде его Инги Валерьевны? Ну так диспетчер экономисту высшей категории не товарищ.
Но решительность в его взгляде была очевидна. Это он сейчас не шутит. Он совершенно серьезно собрался везти ее домой?
Ей стало горячо.
— Денис, спасибо, но я сама, — проговорила она, в очередной раз справляясь с эмоциями.
— Если ты сейчас же не сядешь, я запихну тебя сам, — рявкнул Басаргин. — И отвезу не домой, а к травматологу. Выбирай.
Оля опустила глаза.
Колено нестерпимо жгло.
Локоть ныл.
Голова была тяжелой.
Она — устала и страшно хотела спать.
Басаргин. Решивший поиграть в благородство. Какой он видел ее сейчас? Глупо.
Олька молча кивнула и проковыляла к его глянцево-черному Тигуану, про себя ухмыляясь: сколько раз в неделю Дэн его намывает? Открыла дверцу. С гримасой боли села. Завозилась, устраиваясь. А когда Денис оказался рядом, сказала, надеясь, что голос звучит хотя бы не слишком несчастно:
— Исключительно для волнующихся о моем состоянии: если за пару часов в горизонтальном положении не станет легче, к травматологу я схожу.
— Какого хрена сразу не пошла, — продолжал ворчать Дэн, заводя двигатель. — Ехать куда?
— Далеко и не по пути. Я буду тебе очень благодарна, если довезешь до вокзала.
— Куда ехать? — повторил Басаргин с неясной интонацией и повернул голову к Оле.
— Денис, ты тоже сутки на ногах, — упрямилась она, скорее чувствуя, чем понимая, что зря продолжает спорить.
— Значит, поедем, куда я решу, — кивнул он и резко вывернул руль, так что колеса громко взвизгнули.
— Дэн! — взвизгнула следом и Оля.
Но он лишь бросил на нее хмурый взгляд и ничего не ответил. Про себя отметил лишь неожиданное
Надёжкина некоторое время ошарашенно следила за его действиями, а потом все-таки обреченно сказала:
— Извини, пожалуйста. Мне в Ирпень.
— Вот и прекрасно! — кивнул Басаргин и сунул телефон обратно в карман. Он вполне серьезно был настроен звонить Глебу с целью выяснить, в какую травму лучше отвезти эту ненормальную.
Но та одумалась раньше, словно почувствовав, что дальнейшее упрямство до добра не доведет.
Последующее проведенное вместе время Надёжкина благоразумно помалкивала, а Денис сосредоточенно рулил. Негромко бормотало радио, солнце почти не являло себя людям, но и не давало сорваться всегда готовому к бою дождю. По Киеву, традиционно, тащились дольше, чем потом домчались до города здоровья.
Точный адрес уже не пришлось добывать пытками и, высаживая Олю у высокой, но чуть покосившейся калитки, Басаргин поинтересовался:
— Ты точно здесь живешь?
— Нет, но решила прогуляться пешком, — вдруг совсем неожиданно рассмеялась она, с трудом вываливаясь из машины. — Это мой дом, правда.
— Хорошо, — глянул на нее Денис. — И сходи к врачу. Явишься на работу — напишу докладную.
— Не замечала раньше за тобой такой строгости, — Оля кое-как закинула за спину рюкзак, неловко двинув ушибленным локтем. Потом немного подумала и смущенно добавила: — Спасибо, что подвез.
— Не гореть! — брякнул Басаргин, дождался, пока за ней закроется калитка, и, нарушая тишину провинциальной улочки, отправился отдыхать на законные выходные.
03. Проведывать можно, целовать — нет
На двадцать третьем году Оля Надёжкина была целиком и полностью уверена только в одном: человек — похож на фарфор. Он сперва точно такая же хрупкая глина, из которой твори что хочешь. И точно так же меняется, если его обожгут. Потом его уж не смять, как пластилин. Только бить и колоть, чтобы после растереть в крошку.
Полимерный пластик, как и модный теперь холодный фарфор, который ничего общего с настоящим не имеет, конечно, удобнее и даже практичнее, но с ними работать Оле не понравилось. По невыясненным причинам жизни она в них не чувствовала. А чувствовать жизнь в любимом материале для работы — важно. И для нее это были подручные массы для создания форм, не больше. А человек — он фарфоровый, обожженный.
Когда угодишь на больничный и вынужден просиживать дома, еще не до того додумаешься. Хотя это только кажется, что освобождается от дел куча времени. В действительности график пожарно-спасательной части Олю потому и устраивал, что у нее еще оставались часы в сутках на учебу и на кукол. А теперь — будто бы времени и не бывало.