Не говори мне «никогда»

Хегган Кристина

Малкольм скомкал листок и швырнул его в мусорную корзину.

– Никакой концессиональной речи не будет. Сам отлично знаешь, что я, считай, избран. Но конечно, тебе легче умереть, чем признать это, не так ли?

Чарльз чуть прикрыл глаза.

– Ради Бога, Малкольм, не заводи старую песню…

– Знаешь, в чем твоя проблема? Ты не веришь в меня. И никогда не верил.

– Это неправда.

– Ах, нет? – Малкольм расправил плечи, став вдвое больше брата. – С того момента, как я пришел в политику, ты всегда считал, что я все делаю не так. И еще до того,

когда я горбатился на тебя, руководя твоими кампаниями и добиваясь твоих переизбраний, в рыцари всегда посвящали других. А я оставался лишь младшим братом, которого ты держал при себе из жалости.

– Неправда. Я тебе уже говорил, что не испытываю к тебе жалости. Возможно, чувство вины. И сожаления. Но не жалость. И я отдаю должное твоим талантам. Я всегда их ценил. И в управлении предвыборными кампаниями, и в политической деятельности.

– Тогда почему ты всегда выступаешь против моих идей?

– Не против всех, – ответил Чарльз устало, – а лишь нескольких. Но это потому, что у нас разные взгляды. Ты ведь знаешь, что у меня большая склонность к либерализму, нежели у тебя.

– Прекрасное признание для республиканца.

– Я никогда не скрывал своих взглядов.

– И они не мешали тебе переизбираться раз за разом. – В голосе младшего брата послышался сарказм. – Как ты этого добивался, Чарльз? Последовал наконец моим советам и подмазал несколько карманов? Или всему виной твое неувядаемое обаяние?

На губах Чарльза появилась едва заметная усмешка.

– По части обаяния ты был куда талантливее меня.

– Но ты всегда считал, что я далеко не пойду. А уж так далеко, как сейчас… Ну, признайся. Ты никогда не верил, что у меня достаточно ума, прозорливости и целеустремленности, чтобы стать губернатором Техаса. Тебе, должно быть, до смерти обидно – надо же так просчитаться! – что я не только не хуже тебя, но даже лучше!

Улыбка сошла с лица Чарльза.

– И это все, что тебя волнует, да? Быть лучше, чем я?

– А, что плохого в этакой небольшой конкуренции между братьями?

– Ничего при условии, что эта конкуренция не превращается в навязчивую идею. Или, еще хуже… в ревность.

– Ревность? – Тон Малкольма стал нарочито снисходительным. – Моя? К тебе? Не смеши меня.

– Почему же, посмейся. Это гораздо лучше, чем ругаться.

Ухватившись за ручки кресла, он встал.

– Удачи завтра, Малкольм.

– Спасибо.

Когда Чарльз вышел, Малкольм, не привыкший долго переживать по поводу семейных разногласий, включил телевизор, надеясь послушать последние сообщения о недельной давности покушении на Лауру Спенсер. Он нашел их на канале Си-эн-эн.

«Расследование таинственного покушения на Лауру Спенсер, издателя «Остин сентинел», едва не закончившегося ее гибелью, продвинулось незначительно. В коротком интервью нашему каналу сержант Сазерленд из полиции Остина заявил, что поиски будут продолжены… Сегодня в Ираке Саддам Хусейн…» Не слушая дальше, Малкольм откинулся в кресле и почесал подбородок. Известие о покушении на Лауру Спенсер и последующей гибели Тони Кордеро поразило

и озадачило его. Нельзя было исключать, что убийство заказал Енцо. Но зачем? Лаура не представляла для него угрозы. Разве что Енцо знал что-то такое, что было неизвестно Малкольму.

Соблазн позвонить в «Капри» был почти неудержимым, но он подавил это желание. Енцо сразу же, с самого начала ясно дал понять, что Малкольм не должен входить с ним в контакт, пока ему не позвонят. Нарушение этого приказа ему дорого могло стоить.

– Малкольм?

Услышав голос жены, он дернулся в кресле и отключил телевизор. Барбара застыла на пороге с озадаченным выражением лица.

– Что случилось с Чарльзом? Он вышел, даже не попрощавшись.

Малкольм отмахнулся:

– Мы немного повздорили по поводу моего графика. Он отойдет, не беспокойся.

– Но я беспокоюсь. Он больной человек, Малкольм. И отдал много времени и сил твоей кампании. Ты мог бы быть, по крайней мере более чутким к нему.

– Чуткость не принесет мне победы на выборах.

– Как ты можешь?! Если бы не он, не его постоянная поддержка и помощь его влиятельных друзей, ты бы никогда не добился того, что имеешь.

– Спасибо, Барбара! – с сарказмом в голосе произнес муж. – Доброе напутствие собственной жены, вот что надо человеку, чтобы поднять дух за двадцать четыре часа до выборов.

Барбара смягчилась:

– Я не хотела тебя расстраивать. Ты же знаешь, я верю в тебя. Просто, поскольку я не сомневаюсь в твоей победе, я хочу, чтобы ты был терпимее к Чарльзу, зная, в каком он состоянии, вот и все.

Если бы присутствие супруги завтра на выборах не было столь необходимо, он послал бы к черту и ее. Но в данный момент он не мог позволить себе неверный ход. После злополучной конференции «Медиатек» она держала слово и к алкоголю не прикасалась.

Хорошо бы так и продолжалось. Хотя бы до конца завтрашнего дня.

Поднявшись, он улыбнулся:

– Ты права, дорогая. Как всегда. Я дождусь, когда Чарльз вернется домой, позвоню и извинюсь. – Тут он заметил рубашку у нее в руке. – Это моя?

– Да. – Она развернула сорочку. – Долорес стала ее гладить и заметила пятна крови на манжете. – Она подняла рукав, чтобы показать ему. – Она стирала ее в теплой воде вместе с остальными рубашками, и пятна, видно, закрепились.

Малкольма словно обухом по голове ударили.

Эта рубашка была на нем в ночь убийства Джей Би.

Глава 30

Не в силах вымолвить ни слова, Малкольм продолжал таращиться на рубашку. Манжета, должно быть, запачкалась, когда он отдирал пальцы Джей Би от рукоятки ножа. Он так торопился добраться до кровати, что даже не подумал проверить свою одежду.

Барбара следила за ним с легкой озабоченностью.

– Ты что, порезался в тот день?

Малкольм кивнул, обрадованный отговоркой, невольно подаренной ею.

– Да, порезался… Я брился.

– В рубашке?

– Нет, конечно, нет. – Он старался, чтобы голос не дрожал. – Порез открылся, когда я стал одеваться.