Не говори никому
Шрифт:
Офтальмоскопия выявила у ребенка многочисленные кровоизлияния на сетчатке, то есть у малыша лопнули в глазах сосуды. Сопоставив это с вялостью и – как бы получше сказать – внешним видом отца, терапевт поставил диагноз: синдром сотрясения. [17]
Тут же как из-под земли выросли вооруженные охранники и нацепили на Тириза «браслеты». Вот тогда-то на сцене появился я. Просто услышал крики и вышел из кабинета посмотреть, что происходит. Приехали двое полицейских и усталая женщина из комитета по делам детства. Тириз пытался что-то объяснить, но его никто не слушал. Все качали головами и роняли
17
Синдром сотрясения – особая форма последствий физического насилия над детьми в раннем возрасте, которая характеризуется кровоизлияниями под оболочки головного мозга без наружных признаков повреждения. Проявляется в виде потери сознания, рвоты, головных болей.
Подобные сцены здесь не редкость. Честно говоря, бывает и хуже. Как-то я обследовал четырехлетнего мальчика с внутренним кровотечением после изнасилования. Не говорю уже о трехлетних девочках с венерическими заболеваниями. В этих случаях, как и во множестве им подобных, совратителем был либо член семьи, либо бой-френд матери.
Плохой дядька не кружит возле детской площадки, малыш. Он живет у тебя дома.
Кроме того, любой врач в курсе – и эта статистика ошеломляет, – что девяносто пять процентов серьезных травм – результат именно жестокого обращения. Потому-то терапевт, не долго думая, вызвал охранников.
В таком месте, как наше, поневоле очерствеешь. Станешь не лучше уличного копа. Каких только отговорок мы здесь не наслушались! Сын вывалился из кроватки. Дочку стукнуло по голове дверцей духовки. Старший брат швырнул в младшего игрушкой. На самом деле для здоровых детей это не так уж страшно, падение с кровати не доведет их до больницы. Поэтому я в таких случаях никогда не испытывал трудностей с диагнозом.
А вот поведение Тириза мне показалось необычным. Не то чтобы я сразу решил, будто он невиновен. Я так же, как и вы, часто сужу о людях по внешности, или, говоря более официально, «склонен к расовой дискриминации». Мы все этим страдаем. Если вы, завидев шайку чернокожих подростков, переходите на другую сторону улицы, это расовая дискриминация. Если не переходите, опасаясь, как бы вас не сочли расистом, это тоже она. Если при виде шайки у вас не рождается никаких опасений, вы, наверное, прибыли с другой планеты.
Меня заставило затормозить простое совпадение. Несколько дней назад я наблюдал точно такой же случай в богатом пригороде Шорт-Хиллз в Нью-Джерси. Родители, хорошо одетые белые, приехали на навороченном «рэндж-ровере» и вбежали в приемную с шестимесячной дочерью на руках. Девочка выглядела так же, как и Ти Джей.
И никто не заподозрил отца.
Поэтому я и подошел к Тиризу. Он взглянул на меня так, что, случись это на улице, я бы перепугался. Здесь же Тириз напоминал волка из «Трех поросят», когда тот пытался сдуть кирпичный домик.
– Ваш сын родился здесь? – спросил я.
Тириз не ответил.
– Ваш сын родился в нашей клинике? Да или нет?
– Да, – смог выдавить он.
– Ему делали обрезание?
Тириз сверкнул глазами.
– Ты что, типа гомик?
– Вы имеете в виду, что гомики бывают разных типов? – осведомился я. – Делали ему обрезание? Да или нет?
– Да, – проворчал Тириз.
Я выяснил номер полиса Ти Джея и ввел цифры в компьютер. Прочел запись об обрезании: все нормально. Вот черт. И вдруг заметил еще одну: оказывается, сегодня не первый визит Ти Джея в больницу. В возрасте двух недель
То, что нужно.
Мы взяли кое-какие анализы, хотя полиция настаивала на немедленном аресте Тириза, а тот даже и не возражал. Только просил, чтобы ему разрешили подождать результатов. Я попытался уговорить лаборанта сделать их побыстрее, но потерпел фиаско: как и большинство нормальных людей, я не умею разговаривать с бюрократами. В конце концов, мне принесли анализ крови.
Диагноз, спасительный для Тириза и убийственный для его сына, подтвердился. Бандитского вида отец действительно не трогал мальчика. У Ти Джея была гемофилия, которая и вызвала кровоизлияния. И теперь ребенок ослеп.
Охранники вздохнули, покорно сняли с Тириза наручники и ушли. Тириз остался стоять, потирая запястья. Никто и не подумал извиниться, не сказал ни единого теплого слова человеку, которого несправедливо обвинили в избиении своего, оказывается, ослепшего сына.
А теперь представьте: возможно ли что-нибудь этакое в престижном районе?
С тех пор Ти Джей – мой пациент.
Я вошел в палату, погладил мальчика по голове и посмотрел в его незрячие глаза. Другие дети отвечают мне взглядом, полным ужаса и обожания. Некоторые мои коллеги говорят, что малыши понимают происходящее гораздо лучше, чем думают взрослые. У меня другое объяснение: родители кажутся детям бесстрашными и всемогущими. И вдруг эти небожители попадают сюда и смотрят на меня, доктора, со смесью надежды и страха.
Представляете, какое потрясение для маленького ребенка?
Через несколько минут глаза Ти Джея закрылись, он погрузился в сон.
– Ударился о дверь, – объяснил Тириз. – Вот и все. Слепой ведь, чего ж еще ожидать?
– Придется оставить его на ночь, – сказал я. – Все будет нормально.
– Как? – Тириз смотрел на меня. – Как оно когда-нибудь будет нормально, если у него кровь не останавливается?
Я не ответил.
– Заберу я его отсюда.
Он явно не имел в виду больницу.
Тириз полез в карман и вытащил пачку банкнот, однако я угрюмо выставил вперед ладонь и сказал:
– Зайду еще раз, попозже.
– Спасибо, что приехали, док. Я ценю.
Я чуть не напомнил ему, что приехал ради ребенка, а вовсе не ради него, но, как всегда, промолчал.
«Аккуратней, – думал Карлсон, чувствуя, как учащается пульс, – только аккуратней».
Они – Карлсон, Стоун, Крински и Димонте – сидели за столом в кабинете помощника окружного прокурора Лэнса Фейна. Фейн, амбициозный, юркий, похожий на ласку человечек, с изогнутыми бровями и таким желтым, восковым лицом, что оно, казалось, могло потечь при малейшей жаре, начал совещание.
– Пора сцапать этого придурка, – сразу же сказал Димонте.
– Минуточку, – остановил его Фейн. – Доложите мне все так, чтобы сам Алан Дершовиц [18] захотел бы упрятать его за решетку.
Димонте кивнул напарнику:
– Давай, Крински. Заведи меня.
Крински открыл блокнот и начал читать:
– Ребекка Шейес была убита двумя выстрелами в голову, произведенными с близкого расстояния из автоматического оружия калибра девять миллиметров. Оружие было найдено в ходе обыска в гараже доктора Дэвида Бека.
18
Алан Дершовиц – адвокат, который помог оправдать О. Джея Симпсона.