Не говорите ему о цветах
Шрифт:
И первой жертвой этого преступного замысла стала Жюльетта.
— Мне кажется, смерть вашей сестры не очень-то отразилась на ваших родителях, — заметил Фонтанель.
— Действительно, это странно, господин комиссар, и когда я думаю об этом, сам удивляюсь, как быстро забыли Жюльетту. Мать вскоре опять с головой ушла в сельскохозяйственные страсти или исчезала из дома, и никто не знал, где она пропадает. А отец по-прежнему просиживал в своей комнате, изучая фараонов. Только он стал еще более замкнутым, чем обычно. Совсем редко он спускался к столу, а когда приходил, чувствовалось, что делает это из-за Урсулы.
Может быть, только я принял близко к сердцу смерть сестры. Когда она еще была жива, я был не очень-то внимателен к ней. Вы уже знаете, как меня раздражала ее страсть к раковинам. Но теперь я бесконечно терзался, что за всю ее короткую жизнь уделял ей так мало внимания.
Но потом, вы знаете, как оно бывает, красота Урсулы, ее глаза, улыбка постепенно затмили горе, и я стал мало-помалу забывать о смерти сестренки. Иногда все же она возникала в моей памяти с печальным и почти бескровным лицом. Но почти всегда передо мной была эта немка в романтических одеждах, и рука ее была такой нежной и прохладной, когда она касалась моей руки.
Урсула коснулась руки Жан-Клода и наградила его ослепительной улыбкой.
— Что вы собираетесь делать сегодня после полудня? — спросила она.
— Заниматься. Ведь в сентябре я буду сдавать вступительные экзамены в политехнический. А у вас нет экзаменов?
— Нет, я уже давно бросила занятия.
— А я считал, что… Разве вы не говорили моей матери, что учитесь в университете?
— Разве я это говорила? Не помню. Не знаю… Может быть, я просто хотела произвести впечатление на ваших родителей.
Вид у нее был очень смущенный, как будто она совершила непростительную ошибку. И сразу бодро сказала: «Оставим этот скучный разговор. Я считаю, что вы слишком много занимаетесь. У меня идея! Пойдемте в комнату вашей матери. Я вам поиграю, мы ведь договаривались. Ну, что же вы, идемте», — повторила она, дергая его за руку.
— А мать… — пробормотал он.
— Она ушла и сказала мне, что вернется лишь часам к шести.
— А дети?
— Роберт спит, близнецы уехали на лодке вашего отца. Естественно, он ничего не знает. А Жюльетта… — Урсула сделала паузу, опустила глаза и совсем тихо прибавила — Она умерла.
Рука Жан-Клода судорожно сжалась. Тогда она поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.
— Пойдем же, — уже властно потребовала она.
Они поднялись по лестнице, стараясь ступать как можно тише. Ведь надо было не разбудить Роберта и не привлечь внимания Жака Берже.
Жан-Клод очень волновался. У него было такое ощущение, будто они совершают что-то недозволенное. Они подошли к комнате мадам Берже. Дверь была заперта на ключ.
— Пустяки, — весело сказала
— Но… где вы его нашли?
— Да ваша мать всегда кладет его в корзинку для рукоделия.
— Не знаю, ведь это…
— Да идемте же, — повторила девушка, открыв дверь.
Комната была погружена в полумрак, слабый свет едва проникал сквозь плотные шторы. Урсула отдернула их и стала осматривать помещение, скорее похожее на оранжерею. Срезанные цветы и комнатные растения были повсюду. Ночной столик украшала ваза с огромным букетом гладиолусов. В углу стоял рояль, покрытый чехлом. Жан-Клод подошел и открыл его.
— Сыграйте что-нибудь, Урсула. Только не Шопена, и не ударяйте слишком сильно по клавишам.
— Подождите минуточку, — сказала она, продолжая рассматривать комнату. — Ваша мать говорила, что у вас много семейных фотографий. Вы знаете, где они лежат? Покажите, пожалуйста, мне, я так люблю их рассматривать.
— Нет, что вы! Не стоит рыться в…
Урсула подошла и прижалась к нему. Жан-Клод покраснел. Он не знал, что делать со своими руками. В конце концов, осмелев, он обнял девушку за талию. Почувствовал выпуклость ее бедер, упругость груди. Он вдыхал запах ее кожи — запах свежести и солнца. Он почувствовал, что у него кружится голова.
— Жан-Клод, ну пожалуйста.
— Хорошо. Думаю, что они в комоде. Мама мне показывала в воскресенье, когда перебирала фотографии Жюльетты. Но только надо, чтобы она ничего не узнала.
Урсула сразу отодвинулась от него. Жан-Клод почувствовал укол в сердце. Он открыл ящик, стараясь ничего не разворошить, и на дне нашел большой коричневый альбом. Он протянул его Урсуле, и она тотчас схватила его и устроилась на кровати.
— Осторожнее, не помните покрывало, а то как бы мать не заметила следы пребывания в своей комнате… Вы ведь знаете. Разразится страшный скандал.
Девушка рассматривала фотографии. Она зажгла лампу, чтобы лучше видеть. Внезапно она слабо вскрикнула.
— Скажите, кто это?
— Да это же отец, — ответил он, бегло взглянув поверх ее плеча.
И добавил: «Это очень давняя фотография, отец с тех пор совсем изменился. Я сам не узнал его, когда мать показывала этот снимок».
Урсула поднесла фотографию к глазам. Казалось, что она была просто очарована ею. Человек на снимке, казалось, имел мало общего с Жаком Берже. У него были густые волосы, твердый взгляд и упрямо очерченный подбородок. Лицо волевого человека. Чувствовалось, что этот человек привык отстаивать свое мнение и отдавать приказы. Под снимком внизу чьей-то рукой было написано: Люшон 1946 год. Быстро, так что Жан-Клод не смог ей помешать, Урсула сунула фото в вырез платья.
— Что вы сделали! — вскричал Жан-Клод. — Положите фотографию в альбом. Ведь вы прекрасно знаете, что мама сразу заметит ее исчезновение, — и он шагнул к девушке. К несчастью, снимок был в таком месте, откуда он не решился его достать.
— Да успокойтесь же, я верну его, не сомневайтесь. А сейчас дайте я сыграю.
Она села на вращающийся табурет, вскинула голову, как бы ища вдохновения. И внезапно пальцы ее быстро забегали по клавишам. Необычайная и пленительная музыка заполнила комнату. Музыка нежная и печальная. Она вызывала образы иной эпохи: старинные замки и блестящие кавалькады в лесах.