Не грози некроманту, попивая сок в Светлой Обители
Шрифт:
Я поймала взгляд светлого и выразительно провела пальцем по горлу. Кажется, товарищ слегка не подумал с кем он спит под одной крышей.
Городской глава мелким шагом подкрался к неподвижному телу и весьма не вежливо ткнул его носком сапога в бок. Я даже возмутиться не успела, как он крикнул, радостно потирая ладоши:
— А давайте старика второй раз похороним!
Мда, недооценила я жителей Феликтона. Мужики тут же обрадовано загудели, в преддверии поминок. Что ж, воспитательный момент не удался. Но
— И вам совсем не интересно, почему покойник восстал? — я специального говорила громче, чтобы точно долетело до слуха, притаившегося в отдалении отряда со скалками и прочей домашней утварью.
— Да не, — отмахнулся от меня счетовод. Когда он нам зарплату выплачивал, все монеты слезами закапал. Еще и обсчитать попытался, искренне возмущаясь при этом: как это три рила не могут в сумме дать четыре. — Мало ли чего он забыл важное с собой забрать.
— Ага, коноплю, — веско бросила я.
Женщины оживились. Баба Шуся извечная подруженция нашей соседки, потрясая клюкой, возглавила стихинообразованную протестующую компанию:
— Точно! Все беды от нее проклятущей! Это что ж делается, бабоньки? Наши мужья уже в могиле лежать спокойно из-за нее не могут?!
— Цыц, старая, — прикрикнул на нее пахарь, — пока только один встал!
— Пока! — баба Зуся поддержала лидера восстания. — А дальше что будет?!
— А у нас теперь некромантка есть, — вякнул кто-то смелый из-за спин работяг.
— Девочку уморить захотели? — женское воинство ощетинилось оружием. — Сжечь дурь проклятую!
— Чего?! — вой пронесся по рядам мужчин. — Совсем бабы ополоумели?!
Возник вопрос: а не надышалась ли я парами незаконного курева витающего в воздухе Феликтона? И как быстро я останусь без диплома за развязывание войны среди населения городка всего лишь за месяц практики? Хотя наверняка Фарей меня за это похвалил бы.
Я посмотрела направо — женщины воинственно потрясают оружием, посмотрела налево — мужики яростно сжимают кулаки. А посередине сего безобразия я, Лауфман, светлый Жрец и вопрос с коноплей. Ну, студенческая смекалка, не подведи!
— Тихо! — я рявкнула так, что Кил вздрогнул на ветке и сорвался в пике. — Дамы и господа, у меня сразу две новости. Ваша драгоценная конопля проклята. — Я выразительно посмотрела на Лауфмана. Только попробуй не поддержать, я такую интимную болезнь на тебя нашлю, что к целителю будет стыдно обратиться! Но на напарника, видимо, напало просветление, и он закивал, подтверждая мои слова. — Кто-то наслал на нее сглаз, и теперь она не пригодна к употреблению.
— Так вылечи ее! — повторно влез тот же самый противный голос из-за спин.
Я подмигнула кружащему над толпой Килу, и на умника был произведен точный сброс птичьей мести.
— Вылечить невозможно.
Народ загудел, мол, чай, не дураки. Но тут владелец аптекарской лавки, на которого взглянешь и начинаешь сомневаться в качестве его ассортимента, щелкнул пальцами и дребезжащим голосом произнес:
— Мавки! Они подлецы! Кому еще выгодно?!
Пока я возвращала на место челюсть и искала потерявшийся от удивления голос, Лауфман в кой-то веке доказал, диплом ему вручили не за то, что он достал преподавателей нытьем.
— Подлецы? Но мавок-мужчин нет. Они все самки.
Не вовремя он решил цитировать профессора Каста, непримиримого женоненавистника. Армия женщин, может, и не причисляла нечисть к себе подобным, но на «самок» обиделась.
Я полюбовалась на выставленный светлым щит, который легко отражал летящие в Лауфмана предметы обихода, и хмыкнула. Говорят, нет женской солидарности. Ага, совсем нет.
— Причем тут мавки? — спросила у ближайшего ко мне представителя вражеского лагеря — счетовода.
— А они живут у болота и обменивают клюкву и лягушек на коноплю.
Профессор Каст возрыдал бы от ужаса. Мавки ОКОЛО болота употребляют коноплю. Да я ради научного интереса и инфаркта преподавателя хочу увидеть это зрелище.
— А вторая новость? — городской глава покраснел от натуги пытаясь перекричать общий гвалт.
— Да весь ваш этот аграрный вопрос в принципе не законен. За него полагается штраф.
Для простого человека есть несколько исключительно неприличных слов, которые могут заставить неприятно поморщиться. И «штраф» одно из них.
— И сколько? — напряженно-сипящим тоном в повисшей тишине спросил главный жмот города.
— Ну, за один куста гражданам выписывают штраф в десять рилов.
— Ничего себе, — удивленно присвистнул кто-то из мужчин. — Стоимость породистого скакуна.
Поздравляю Лауфман, мы определили твою цену на базаре.
— Но так она же ничейная! — вскрикнул казначей, обрадованный своей находчивостью.
Светлый опасливо опустил щит и спрятался за мной. Учитывая нашу разницу в комплекции, он бы еще за тонкой березой схоронился.
— Значит, ответственность несет город. Тут сумма штрафа уже от тысячи рилов в зависимости от размера делянки.
Услышав пугающую простого человека цифру, казначей схватился за сердце. Как будто никто не знает, что он носит в нагрудном кармане кошелек.
Но первым, сколь ни странно, проникся светлый Жрец. Быстро прикинув, что после уплаты такого штрафа на содержание Светлой Обители будут выделять крохи, он стукнул кулаком по ладони:
— Сжечь ее немедленно!
Но городской глава доказал, что мужик не только местами умный, но и ответственный.