Не использованный миг счастья
Шрифт:
– Отползалась! – заулыбалась Катька. – У Марины есть чем занять себя всю неделю! – подошла и открыла тумбочку она. – Вот читай!
– Почитаю! Положи на тумбочку!
– Положу! – полистала и положила книжку Катя.
Она подлетела к двери.
– Приятного чтения и нескучного шопинга! И я запомнила! – улыбнулась и вышла из палаты Катька.
– Что запомнили? – спросила в пустоту Алена.
– Нам никто не ответит на этот вопрос. Алена, а ты откуда знаешь законы Ньютона? – полюбопытничала я. – Ты, что в школе была отличницей?
– Да ни откуда! – захохотала Алена. –
– Отличница, ты моя! – обняла Алену я. – Оксану уделала, мою подругу обманула.
– Не выставлять же себя глупой! – задорно посмеялась Алена. – Коля действительно заставлял меня хорошо учиться, я училась без троек, но вот многое подзабыла.
Глава 4
Алена уехала домой. Мне позвонил Сережа. Поговорили с ним десять минут, и я сказала, что пошла спать. Мы пожелали друг другу спокойной ночи. Я задумалась.
Катька сообщила, что женщину, которую доставили в больницу, что ей никто нож в грудь не втыкал. Получается, что она сама себе воткнула нож в сердце? Но как такое возможно? В здравом ясном уме не всадишь самой себе в сердце нож. Катя меня обманывает? Наверняка! Усыпляет мою деятельность, чтобы я никуда не полезла и лежала на одном месте, да и с палаты она меня не выпускает почему? Если бы женщина сама себе воткнула нож, то получается, что ей никто ничего плохо не сделал. Тогда зачем меня закрывать в больнице? Допустим, я занялась расследованием, то на меня бы никто не покушался, и ходила в свое удовольствие вынюхивала. А тут меня Катька закрыла и велела врачу меня из палаты не выпускать! Алене запретила ко мне подходить. С Аленой все понятно. Брат волнуется за сестру, чтобы она никуда не влезла, поэтому Алену и опекает.
Стоит написать Варьке и попросить привести документацию кондитерской. Я кое – что придумала.
Я открыла настежь окно. Моя палата находилась на первом этаже. Я надела балетки, накинула на себя черную кофту. Залезла на высокий подоконник и спрыгнула на землю. На улице темнота. Я прошлась вокруг больницы. Никого не увидела. Рядом с больницей располагается парк. Я зашла в него. Яркие фонари освещали путь. В парке на скамейке сидел парень, который называл женщину мамой, которую доставили в больницу с ножевым ранением. Он опустил голову и что – то себе бормотал под нос. Юноша поднял голову и посмотрел на меня. Он меня остановил:
– Затормозите! – печально произнес паренек. – Я вас видел в больнице, когда мою маму привезли с ножом в сердце. Вы сами вся побледнели, когда увидели мою маму на каталке. Да и сам испугался, когда увидел, что моя мама с ножом в сердце. Я вам скажу, что зрелище не из приятных! Вы присядьте со мной! Одному одиноко! – показал на скамейку он. – Мне домой идти не хочется! Там отец! Видеть его нет никакого желания и намерения. Это он убил мою маму. Я знаю, что он. Кроме него не кому. Он всегда мою маму доводил до слез, а мама все его выходки терпела.
Я
– А чем твой отец доводил маму? – полюбопытничала я.
– Да всем! – пошмыгал носом я. – На той неделе орал:
– Зинка, как меня достала твоя мать! Что она ездит на каждой неделе? Ей что дома не сидится? К нам она приезжает, чтобы нога на ногу сидеть и тебя поучать? – возмущался муж. – Ей своего мужа мало, так она тебя против меня настраивает! Сказала тут, что я бездарь! А у твоей подруги Наташки, какой муж замечательный, работящий. А можно подумать на стуле сижу и в игры играю! Твою маму я всем чем – то не устраиваю! Да достала!
– Сашенька, миленький, сказала мне про тебя мама, я и забыла. Ты чего так заводишься? – ласково говорила Зина.
– А мне что прыгать от радости, когда меня собственная теща ненавидит? Всю жизнь при виде меня кривит лицо. Не нравлюсь я ей, так не ходи! Чего ходить? – разнервничался Саша. – Сидела бы у себя дома и пекла пироги! Так нет же! Мы приедем к дочери и наговорим ей, какой у нее муж никчемный! А я не никчемный! Я нормальный! Таких нормальных еще поискать! И не найдешь! А Фаина Владимировна тебя науськивает, чтобы ты меня бросила! Я все слышал! Я не глухой! Говорила, что тебя с каким – то хахалем познакомит, а «своего никчемного бездарного мужа пошли куда подальше. Двор подметать» – усмехнулась теща. И чем я твою маму не устраиваю? Вот чем? Что ей от меня нужно? Да я и так все по дому делаю! Хозяйственный, рукастый! Да что необходимо твоей маме?
– Саша, сядь на диван! Не нервничай!
– Не сяду! Как мне не нервничать, когда твоя мама – мегера!
– Не обзывай мою мать мегерой! – попросила жена.
– А кто она, как не мегера? Самая, что ни настоящая мегера!
– Не говори так, Саша!
– Фаина Владимировна – мегера. Была и будет! – зыркнул глазами муж. – Родилась мегерой, так и умрет мегерой.
– Ты, что мою мать хоронишь? – заревела Зина.
– Ничего я не хоронил!
– Сашка, ты только что сказал, что моя мама умрет!
– Но это же когда – то случится!
– Ты ненавидишь мою маму!
– Можно подумать она меня обожает! – хмыкнул Саша.
– Не обожает, но и не говорит, что она тебя ненавидит!
– Не говорит! Зато Фаина Владимировна всем своим видом показывает, как она меня терпеть не может! – раскричался супруг. – Да как мы с тобой поженились, она с самого начала на меня смотрела косо. Будто я не мужчина, а так репей с огорода! Надоело! – топнул ногой он. – Чтобы твоей матери больше у нас не было! Ни хочу ее видеть! За всю жизнь от нее хорошего слова не услышал! Мегера старая!
– Я тебя просила не называть мою маму мегерой и мама вовсе не старая! – полились слезы у Зины.
– Еще скажи, что молодая! – заржал муж. – Семьдесят лет старухе!
– Не называй мою мать старухой!
– Хорошо! – засмеялся мужчина. – Молодуха!
– Что ты кривляешься, Саша? Без оскорблений стоять не можешь и не нести всякую чушь? – зарыдала жена.
– По мамочке плачешь! А ты не плачь, купи ей калач! – захохотал муж.
– Прекрати!
– А то, что?
– Я тебе в сердце нож всажу! – пуще прежнего заревела супруга.