Не испытывай мое терпение
Шрифт:
Мы возвращаемся в особняк брата. Все время поездки в машине стояла напряженная тишина. Надо поговорить с Ясей, объясниться, но она не станет слушать. Люди любят думать о других плохо, а тут еще и повод дали. Изнанка нашей работы выглядит не так, как ее рисуют в художественном кино. Там действия главного героя всегда оправданны и вызывают уважение.
Яся с Леей забирают пакеты. Невестка сжимает мою ладонь, прежде чем уйти, своеобразная поддержка. Супруга в мою сторону не смотрит. Надо рассказать все Самиру и попросить у него пробить
— Петр, где Самир? — спрашивает Лея. Я бы тоже хотел это знать, кабинет брата закрыт.
— В управление вызвали, как только вы уехали.
— Что-то случилось? — спросил я товарища.
— Не знаю, Самир ничего не сказал.
Лея бросила на меня взгляд, прежде чем подняться к себе. Вижу, что переживает, но не лезет.
Не знаю, куда себя деть. Надо с Ясей поговорить, но меня тормозит ее реакция. Выбраться живым из окружения — и то легче, чем объясниться с любимой женщиной. Но это нужно сделать, чтобы в ее голову не пришла идея о побеге.
Поднимаюсь в комнату. Буду действовать по обстоятельствам. Увижу, что не готова к разговору, приму душ и лягу спать. Поговорим, когда Колибри готова будет выслушать.
Открываю дверь спальни…
Теперь хрен усну!
Яся стоит перед зеркалом в одном нижем белье…
— Ой, — вскрикивает Яся и бежит от зеркала к кровати, где лежит тонкий кружевной халат.
На языке вертится отборный мат. Я ведь не благородный олень, не отворачиваюсь, бессовестно пялюсь. Делаю в своей одуревшей голове зарисовки. Грудь полная двоечка, гладкие длинные ноги, узкая ступня с аккуратными пальчиками. Плоский живот, тонкая талия. Ягодицы… упругие, округлые. Хочу за них подержаться. Сжать обеими руками половинки!
Кое-что я уже видел, но это было до командировки, и я изголодался.
Меня не просто тряхнуло, мне башню сорвало. Все тело напряглось. Ширинка сейчас по швам разойдется.
Сжимаю до побелевших костяшек пальцев ручку двери. Будто приковал себя к ней, если отпущу, то Яся окажется подо мной. Этот халат все равно ничего не скрывает, только дразнит.
— Извини, я думала вы с Самиром в кабинете, и ты еще нескоро поднимешься.
Отводит взгляд. Я вижу, что Колибри от смущения вся пылает. А меня это еще больше заводит. Чистая. Неопытная. Нетронутая. Моя…
Яся сжимает на груди полы халата, чтобы они не расходились. А меня торкает так, что словами не передать. Даже не знаю, радоваться мне такому подарку судьбы или биться головой о дверь. Все равно попробовать нельзя.
По-хорошему бы уйти, пока не сорвался, но меня словно гвоздями-двухсоткой приколотили к полу. Продолжаю пялиться на Колибри, она нервничает, ведь я до сих пор молчу.
Прикрываю глаза, считаю до трех, потому что понимаю, да хоть до ста буду считать, это ничего не изменит.
— Он уехал, — голос звучит низко, будто я заболел.
— Так и будешь в дверях стоять? — она явно не понимает, что так
Спускаю зверя с поводка, захлопнув дверь, вхожу в спальню. Нам нужно поговорить, напоминаю себе. Меня не отпустит, даже если я нырну в бассейн. Чтобы снять напряжение в паху, мне нужна женщина. Одна конкретная женщина, которая сейчас прячется в уборной.
Яся выходит минут через двадцать. Ну, как выходит — выглядывает из-за двери, убеждается, что я здесь, смотрит с опаской и тихонько выходит. Я тупо стараюсь на нее не смотреть. Кровь по венам до сих пор разносится с бешеной скоростью. Ее близость дурманит похлеще горящего поля конопли.
— Валид, ты мне телефон вернешь? — с обидой и вызовом в голосе.
«Ах, да… телефон!»
— Хочешь еще раз просмотреть видео? Убедиться, что вышла замуж за монстра? — ярость и неудовлетворенное желание прорываются наружу, я зло рычу. Видео я удалил.
— Я бы не отказалась выслушать твою версию событий. Это же была какая-то спецоперация? — я прифигел. Поднимаю на нее взгляд, даже не пытаюсь скрыть своего удивления. — Я ведь не идиотка, Валид. Видела, что вы в форме, все в пыли и грязи. А Алеша… Он предатель, человек, не заслуживающий уважения, я бы и слушать его не стала.
Как мало надо, чтобы в душе появился покой.
— Яся, ты испугалась и отшатнулась, — делать вид, что этого не было, не стоит. — Любая бы испугалась, — сам же оправдываю ее.
Колибри присаживается рядом на самый край кровати.
— Конечно, испугалась, — признается она. — Я далека была от жизни военных. Когда ты слышишь о подвигах по телевизору, это не пугает, а лишь вызывает восторг и уважение к людям. его совершившим. Никто не думает, что за этим стояло. А тут я прикоснулась к реальности. Это ведь настоящая съемка, без прикрас и художественного вымысла, без озвучки или голоса диктора за кадром. Это действительно было страшно. Страшно, что такое происходит в наши дни, а мы ничего не знаем и спокойно спим ночами, ходим на работу… А у кого-то работа — рисковать своей жизнью. Мне теперь всегда будет страшно. Страшно, что ты можешь… — Она не договаривает. Ее слова проникают мне в душу.
— В тот день несколько ребят из группы не вернулись домой, — начинаю я рассказывать. — Мы должны были ликвидировать группу террористов, засевших в частном доме. Снайпер нам головы поднять не давал почти сутки. Мы были на взводе… — сухо пересказываю события того дня. — Я до сих пор удивляюсь, как удалось взять себя в руки и не убить мразь…
Молчим. Пауза. Тишина.
Я удивляюсь этой девочке. Сумела взять себя в руки, подумать. И ведь все правильно поняла, оценила.
Я успокаиваюсь. Несмотря на то, что присутствие рядом Колибри продолжает меня пьянить, в душе покой. Я не монстр и не убийца в ее глазах.