Не к ночи будь помянута. Часть 2
Шрифт:
А надо сказать, что дверь дед всегда запирал на ключ, и замок был такой, что не поймёшь – закрыто изнутри или снаружи.
А меня вообще замки с малолетства завлекали, умел с ними справляться лет с девяти. Ничего, конечно, криминального, но если у соседей были с этим проблемы, всегда звали меня.
И решил я вскрыть старикову комнату. Дело оказалось несложное. И вот я вхожу и столбенею. Мама дорогая! Всё, что можно, уставлено склянками, банками, где-то этикетки есть, где-то – будто специально содраны. Книги стопками на полу. А из мебели только кровать,
И тут, как ни в чём не бывало, входит сам дедушко, да спокойненько так, просто жуть.
– Всё привёз? – спрашивает.
– Всё.
– Неси.
И ни «здрасте» тебе, ни «пожалуйста».
Ну, а дальше он снова исчез из поля зрения. Да и мне стало не до него.
Я слушал Егора и будто начинал видеть его глазами. Комната, старая жёлтая шторка на окне, обшарпанный край деревянного стола, пальто на спинке кровати, чёрный потрёпанный чемодан, из него торчит серая старикова рубашка…
Это меня не удивило, потому что я уже прилично накачался. Я опёрся спиной о стену и вытянул ноги на третью табуретку. Её, собственно, для того и завели, чтобы я вытягивал ноги.
Егор помолчал, собираясь с мыслями.
– Эльза родила раньше времени. Всё сразу закрутилось, только держись. Данилка был слабенький, постоянно болел. К нам перебралась тёща, постоянно нужны были какие-то редкостные лекарства, я учился и работал как проклятый на двух работах, все мы не высыпались и ходили как зомби. А дальше… как это обычно бывает, любовная лодка стала разбиваться о быт. Это приходит как-то вдруг. Вот просыпаешься и думаешь – а ведь раньше я не замечал в ней эту черту или эту привычку. Как же так? Человек суп из ложки всасывает, как машину заводит. И эти её волосы вечно в два хвостика как у пионерки. Ой, да что вспоминать…
Да и она раньше так не говорила. Я и тупоголовый неудачник, и двух слов связать не могу, и руки у меня не из того места растут.
Нам бы тогда заткнуться и потерпеть, но мы были горячие, нам терпеть было некогда, из нас искры летели.
В конце концов, жена с сыном решили временно пожить у тёщи. Якобы, нам всем надо отдохнуть и переждать. Так говорила тёща, добрая душа. И я остался в комнате один.
Вот тут-то и появился старик.
12
Кухню освещала только маленькая лампа – подсветка под вытяжкой. Ни мне, ни Егору и в голову не приходило включить нормальное освещение. Мы сидели за столом и верили в то, что полутьма и тишина защитят нас от чего-то неведомого, что только и ждёт, что его назовут по имени и тем самым вызовут из небытия.
Это не было страхом. Это было усталостью от слишком длительного ожидания изменений. Такое наверняка чувствует человек, идущий долгой дорогой по краю пропасти. Сначала страшно, потом привычно, а потом… потом зовёт к себе синяя бездна под ногами. Всего-то шаг. Я вздрогнул.
А Маврин-то с парашютом прыгал. Брр. Вот чего бы я ни за что не стал делать, хоть убей.
– Прошла
А пришёл он ко мне, когда я уж и не ждал. Я, говорит, слышал, у тебя неприятности. Это, говорит, всё из-за денег. Всё в финансы упирается. Вот был бы ты чуток богаче, никто бы от тебя не бегал.
Конечно, отвечаю, кто бы спорил! Только выхода не вижу.
И тут он напомнил про ту помощь, что я обещал. А я ведь думал, что она в том и заключалась, что ему всякую ерунду из Москвы привезти.
Нет, говорит, это так, необходимость. Деньги будут хорошие. И называет сумму.
Я рот раскрыл. Это что я такое должен сделать, чтобы столько отвалили? Подумать страшно.
А старик гнёт своё – ничего уголовного, ничего страшного. Но только не болтать! Можешь, конечно, отказаться.
Ну я подумал-подумал… А чего мне терять? Согласился.
Первым делом мне доверили синтез. У самого деда руки тряслись и зрение было плохое. Я провёл в стариковой комнате не одну ночь, испортил кучу реактивов, прожёг дыру в ленолеуме, обжёгся сам и чуть не устроил пожар. Психовал я страшно. Да и старик сучил ножонками и плевался. Чуть не переругались. Наконец получили. Смотрю я и думаю – Господи, и из-за этих граммулек весь сыр-бор! А дед радуется, всё запаковал как нужно и в холодильник убрал.
А потом снова куда-то свалил. Два дня его не было. А ночью снова заботал в дверь.
Ну, говорит, пора, поехали, я такси вызвал.
У тебя… это… ещё что есть?
Оказывается, мы под разговор уговорили весь глинтвейн и остатки коньяка. Я молча открыл холодильник и достал бутылку водки и котлеты, оставшиеся с обеда. Больше ничего годного к немедленному употреблению не было. Когда усаживался обратно за стол, меня мотнуло и я едва не уронил бутылку.
– Завтра буду блевать. – заявил Маврин. – А может, и сегодня. Ну и по хрен!
– По хрен. – сказал я. – Давай, чего там дальше?
– Поехали. Приезжаем в центр города, подходим к одному вполне приличному дому, входим в подъезд, поднимаемся в квартиру. Темно, помню, было, как в трубе.
Вот. Заходим. Воняет, просто жуть! Мерзотно просто воняет!
И тут я знакомлюсь ещё с одним стариком. Лежит голый на кровати, сухой как скелет, лицо серое, волосы клочьями, один глаз с бельмом, другой вообще зарос, изо рта язык вываливается. В общем, кошмар полный. И запах такой, что наизнанку выворачивает.