Не кричи: «Волки!»
Шрифт:
Я же тебе говорил, — пояснил Утек, — карибу кормят волков, а волки делают карибу сильными. Кабы не волки, карибу совсем вымерли бы от болезней.
Утек утверждал, что, убив оленя, волки прекращают охоту, пока не кончится все мясо и голод не заставит их снова приняться за дело. Признаться, эти его слова были для меня совершенной новостью — ведь я, как и все другие, привык считать, что волки не только способны поймать почти любое живое существо, но, движимые ненасытной кровожадностью, убивают все находящееся в пределах достижимого.
Все волчьи охоты, которые мне впоследствии довелось наблюдать,
Такого рода испытания ведутся волками систематизировано. Мне вскоре удалось выяснить принятую систему отбора. В самом деле. волки чрезвычайно редко обременяют себя «выбраковкой» стад сытых взрослых быков, которые в это время года находятся в наилучшей форме — все лето они только и делали, что ели и спали. Волки не трогают их не потому, что быки — опасные противники (к слову сказать, их раскидистые рога — никуда не годное оружие), просто они не в состоянии догнать оленей и великолепно об этом знают.
Гораздо больший интерес для волков представляют смешанные стада, состоящие из важенок с телятами, ибо процент раненых, уродливых и болезненных особей, разумеется, гораздо выше среди молодняка, еще не прошедшего сурового естественного отбора.
Излюбленной мишенью для волчьей проверки являются также группы старых быков и яловых важенок. Случается, что ослабевший перестарок замешается в середину стада превосходных, сильных оленей, но волков не обманешь, они знают карибу как самих себя и непременно его заметят, а затем начнут, на мой взгляд совершенно безнадежную, проверку здорового и полного энергии стада.
Молодняк они обычно испытывают упорнее, чем взрослых оленей, — иногда волк преследует однолетка на расстоянии до трехсот метров, но если на этой дистанции молодой олень не обнаружит признаков слабости или усталости, погоня прекращается.
Я обратил внимание, что волки вообще очень экономно затрачивают усилия, и по-моему, поступают в высшей степени мудро — ведь процесс отбраковки иногда длится часами, прежде чем волки встретят достаточно слабого оленя, которого есть надежда поймать.
Когда многократные попытки увенчаются успехом и такой олень наконец обнаружен, охота вступает в новую фазу. Атакующий волк, не задумываясь, пускает в ход всю энергию, которую приберегал в течение длительного поиска, и на неимоверной скорости бросается в погоню за добычей. В случае удачи он вплотную приближается к стремительно скачущему оленю. Жертва, охваченная паникой, начинает делать отчаянные зигзаги, что, по-моему, просто глупо, так как позволяет волку срезать углы и быстрее достичь цели.
Вопреки еще одному догмату из широко распространенного мифа о волках мне ни разу не приходилось
Смерть наступает мгновенно и обычно бывает бескровной; я сомневаюсь, чтобы олени страдали больше, чем свиньи, которых забивают люди для собственного потребления.
В отличие от человека волк никогда не убивает ради забавы. Поймать и убить крупное животное ему нелегко. Случается, он охотится всю ночь напролет, пробежит около сотни километров по тундре, прежде чем добьется успеха (если вообще сумеет добиться). Это его дело, его жизнь, и стоит ему добыть достаточное количество мяса для себя самого и своей семьи, как он предпочитает остальное время посвятить отдыху, дружеским встречам с сородичами или играм.
О «кровожадности» волков слагают легенды. Но я не знаю ни одного веского доказательства в пользу того, что волки режут больше оленей, чем могут съесть. Напротив, зимой, убив оленя, они посещают свою «кладовую» до тех пор, пока со скелета не сдерут последний кусок мяса. Если в тундре много чаек, ворон, песцов и других любителей поживиться падалью, волки нередко расчленяют тушу убитого животного и прячут в разных местах подальше от места поимки. В летние месяцы, когда все семейство, включая волчат, вольно скитается по тундре, волки становятся лагерем у каждого добытого оленя, пока не уничтожат его полностью.
От шестидесяти семи убитых волками карибу, которых я обследовал уже после того, как волки съели все, что могли, в основном остались лишь кости, связки, шерсть и отбросы. В большинстве случаев крупные кости также были разгрызены и из них высосан костный мозг. А иногда даже череп оказывался вскрытым — грандиозная задача для волка.
Но интересно: в подавляющем большинстве даже эти весьма скромные останки позволяли судить о перенесенных оленями болезнях или повреждениях. Чаще всего наблюдались деформации костей черепа, вызванные некрозом. Стертые зубы свидетельствовали о принадлежности к старым и, следовательно, слабым животным.
Свежеубитые оленьи туши, которые можно было бы исследовать еще целыми, встречались редко; но иногда мне удавалось оказаться на месте почти в самый момент умерщвления оленя волками, и я с редким нахальством прогонял законных хозяев.
Они довольно робко, хотя и неохотно, удалялись. И вот что я обнаружил: некоторые убитые олени оказались настолько зараженными паразитами (наружными и внутренними), что так или иначе должны были подохнуть в ближайшее время.
По мере того как бежали недели и лето близилось к концу, я все больше убеждался в справедливости слов Утека. Лично мне было совершенно ясно, что в жизни оленей волки играют первостепенную роль, способствуя скорее сохранению оленьего поголовья, нежели его уничтожению, однако поверят ли в это мои наниматели? Да, чтобы их убедить, требовались незыблемые доводы, предпочтительно доказательства материального характера.