Не кричите в тёмном лесу
Шрифт:
– Постараюсь, – оживился он, явно приободренный поставленной задачей.
Отправила Анына восвояси я еще где-то через час, после очередного визита лаборанта. Вместе с тележкой выпустила через грузовой шлюз и вернулась в рубку,думать.
За время оживлённой беседы с колоритным уборщиком словарь гавии обогатился уймой новых слов, почти не было уже необходимости что-то переспрашивать и уточнять. Помимо этого я расширила свои понятия об окружающем мире и только утвердилась во мнении, что уходить отсюда надо как можно быстрее.
Новую планету, пригодную для жизни, шаты искали не от хорошей жизни. Отгремевшая
Да, их было жалкo. В конце концов, как показывает практика, моральные уроды вроде того же Кра составляют отнюдь не всё население этого мира. Но я также понимала, что вдвоём с Юрой мы тут ровным счётом ничего не изменим, только сами сгинем. При всём сострадании к аборигенам, мне было не настолько их жалко, чтобы умирать за них,тем более умирать бессмысленно. Вот если большое начальствo, которому мы непременно доложим об удручающем положении братьев по разуму, решит вмешаться и как-то помочь – это действительно может принести пользу. Потому что помощь будут оказывать умные люди, точно знающие, что делают, а не два геонавта.
Но для этого нужно как минимум добраться до оного начальства.
– Глист,ты тут?
– поинтересовалась я.
– Да, – с готовностью отозвался такой же возмутительно бодрый, как и раньше, рыш.
Ну да, в самом деле, куда он денется?
– Почему вы не договорились с этими шатами по-человечески? Ну, то есть не пытались поговорить с ними, объяснить, предложить помощь.
– После предварительного изучения цивилизация была признана агрессивной, склонной к деструктивной деятельности. Было принято решение о продолжении дальнейшего стороннего наблюдения без любого вмешательства. Вскоре после этого шаты атаковали наблюдательную группу.
– Всё понятно, - тяжело вздохнула я.
– А зачем вы их воровали?
– Изучали, как и вас. Но мы почти всех возвращали!
Отвлекаясь от печальных раздумий о судьбе целой цивилизации, загнавшей себя в такую дыру, я попыталась заняться полезным делом и ещё раз связаться с землянином.
Несмотря на подозрение, что напарник моей деятельности не одобрит и вообще будет ругаться на рискованные шаги с вербовкой подозрительного шата, я отогнала трусливую мысль не рассказывать ему новости до окончательного прояснения ситуации. Юра, конечно, силён, собран, рассудителен и вообще настоящий мужчина, всегда готовый прикрыть собой слабую женщину, но раз уж он крепко вляпался – придётся принять любую помощь. В том числе от этой самой женщины. В конце концов, напарники мы или нет?!
Землянина после оказания медицинской помощи на некоторое время оставили в покое. Кoмнатушка была не намного больше предыдущей, её тоже зaливал холодный резкий свет, к счастью, не пульсирующий. Ещё в ней присутствовала койка, а на той – подушка и одеяло вполне узнаваемого вида,и при желании пациент вполне мог бы спрятать голову под эту самую подушку и укрыться от света.
На этот раз мне повезло, Юрий просто притворялся обморочным и на моё присутствие отреагировал сразу, приятно удивив и даже немного ошарашив сопутствующими эмоциями. Точнее, не столько ими, сколько их глубиной. В первый момент меня вовсе оглушило: чужая радость смешалась с моим собственным облегчением и вылилась в неожиданно
Взяли мы себя в руки одновременно и довольно быстро, кажется, одинаково озадаченные и даже смущённые таким резонансом. ба постарались сразу переключиться на рабочий лад, и это даже получилось бы, но эмоции никуда не делись. Яркие, чистые, они мешали деловому «разговору», вносили разлад и подталкивали ко всевозможным глупостям. Далеко не сразу я поняла, что происходит и почему, а когда сообразила... В общем, разговор получился долгим, но ни меня, ни напарника это не расстроило,и никто из нас не пожелал возвращаться назад, к прежней манере.
Похоже, наконец случилось то, о чём говорила Ику: пилот всё-таки решил мне довериться окончательно и бесповоротно. Почти за год без напарника я совершенно отвыкла от этого ощущения – когда рядом человек настолько близкий, что кажется частью тебя самого. Кроме того, Вадари я знала с самого детства и без этого неплохо её понимала, могла предсказать её реакцию и узнавала её эмоции, они никогда не становились новостью. Землянин же...
Его беспокойство, вызванное моими действиями, неожиданностью не стало, равно как и удивление по поводу результатов опроса, и адресованное местным сочувствие, и грусть узнавания – кажется, он действительно помнил моменты из истории человечества, когда наши предки оказывались в подобной ситуации.
А вот общее отношение напарника ко мне удивило. Большое,тёплое, какое-то удивительно уютное чувство. но окутывало со всех сторон и заставляло чувствовать себя без малого всемогущей. Нежность, забота, опека, желание быть рядом, поддержка...
Когда я вернулась в реальность, еще долго сидела, неподвижно таращась в пространство и бездумно улыбаясь.
Странно на меня влияет общение с этим человеком. Мне доводилось влюбляться,доводилось влюбляться внезапно, едва ли не с первого взгляда. Но никогда в жизни это чувство не вызывало такого глубокого,искреннего и неожиданно приятного смущения.
Да не только смущения, все ощущения были очень странные, неуместные и оттого почему-то ещё более приятные. Шансов на спасение по–прежнему немного, мы фактически вдвоём против целого мира, Юра ещё и заперт в крошечной клетке глубоко под землёй – а я сижу в кресле и глупо улыбаюсь, потому что мне непередаваемо, восхитительно хорошо. И никакие проблемы сейчас не могли поколебать это эйфорическое состояние.
На язык просилось одно простое слово для описания всех этих эмоций скопом, но произнести его я почему-то опасалась, даже думать об этом было страшновато. Не в тех мы обстоятельствах, чтобы отвлекаться на чувства, а это, похоже, уже не влюблённость, а нечто куда более серьёзное.
Глава 6.Тень
Юрий Сорока
Я так и не oпределился, стоит ли ругать Лунарию за её авантюру или, напротив, хвалить. Она действительно добыла очень ценные сведения, которые помогали сориентироваться в окружающем мире, и даже, похоже, завербовала помощника. Но риск, на который напарница пошла в прoцессе и на который ей еще предстояло пойти, мне категорически не нравился.
Впрочем, сердился я больше на себя самого – за то, что женщине приходилось прилагать усилия к нашему спасению. Чувствовал себя виноватым и потому злился.