(Не)кровный родственник
Шрифт:
Вспомнила свой испуг, когда поздно вечером в дом ввалились мужики, неся мокрую, посиневшую маму, не подающую признаков жизни. Мне тогда было одиннадцать лет, и я беспомощно скулила, забившись в угол за печкой. Видела, как ее ловко раздела соседка и укрыла множеством одеял. Практически сразу появился целитель, невысокий мужчина в возрасте с добрыми глазами. Он водил над ней руками, вливая жизненные силы. От усилий целитель побледнел, по лбу стекали дорожки пота, и мамино лицо порозовело. Открыв глаза, обвела присутствующих мутным взглядом и протянула руки в мою сторону.
Я, громко рыдая, присела к ней на кровать, а она успокаивала
Все разошлись с кладбища, осталась возле свежей могилы только я, в ту пору худенькая одиннадцатилетняя девчонка. Мороз пробирал до костей, но сил уйти не было, рядом с ее могилой не чувствовала себя одинокой. Услышала тяжелые мужские шаги, а затем на мои плечи накинули ватник и приобняли. Знакомый запах табака и большие шершавые ладони, неловко дотронулись до моего лица, залитого слезами. Отчим. До сих пор чувствую к нему благодарность за поддержку в тот нелегкий период, даже если и делал он это в силу данного умирающей женщине обещания не бросать ее дочь. И поначалу у него получалось, он даже на некоторое время забросил выпивку.
Потом сорвался, одна пьянка сменяла другую, дела на пекарне шли все хуже и хуже. И мало было этого, меня беспокоили заинтересованные взгляды мужчин в мою сторону. В нашем городке не считалось зазорным или предосудительным, если молодая девушка занималась торговлей своего тела. Меня же от одной только мысли о подобном мутило, не знаю, что не давало столь низко пасть: воспитание мамы, или характер. Вот только отчима мое согласие или отказ не волновали, он твердо решил поправить бедственное положение за мой счет. Удручало, что за год, прошедший после смерти мамы, я начала расцветать. Диковинные для нашей местности синие глаза, у всех жителей они темно-карие или черные, темно-шоколадные блестящие, длиной до попы волосы и начинающая формироваться фигура. Парни в школе, ровесники и постарше, бросали заинтересованные взгляды, да и мужики поворачивали головы вслед.
Отчим мужик простоватый, поэтому догадаться о его планах несложно, но, словно наперекор им, я неожиданно стала дурнеть. Немного набрала в весе, чем поначалу даже заслужила одобрение со стороны отчима.
– Хоть на девку становишься похожа, а то одни кожа, да кости. Из красоты только глаза и есть.
Однако через месяц эта красота стала выпирать изо всех платьев, и их пришлось перешивать. А еще через месяц покупать новые, ибо никакие вставки не смогли вместить расплывавшуюся фигуру. Отчим со злости урезал еду, выдавая самый мизер, от которого не то что полнеть не могла, а лишь бы не померла с голода. Однако спустя месяц полуголодного существования у меня свисали складки со всех сторон, и я по комплекции сравнялась с самой толстой девицей нашего города.
Отчим рвал и метал, подозревая, что меня кто-то втихаря подкармливает. Но парадокс в том, что кроме еды, которую он выделял, я ничего нигде не ела, но тем не менее росла вширь усиленными темпами. Подобный феномен объяснить никто не мог, даже вызванный лекарь развел в недоумении руками.
– У девочки явное недоедание, – растерянно произнес мужчина, проводя рукой перед моим круглым лицом с двойным подбородком.
– Не понимаю, как такое возможно.
Отчим выругался и выпроводил эскулапа, отказавшись
– Врачеватель липовый. Девка жиром заплыла, а он про недоедание треплется, – раздраженно твердил отчим, собираясь в трактир снимать стресс.
Ожирение не напрягало, никакой одышки или тяжести носить грузное тело не испытывала, зато мужского внимания стало на порядок меньше. И каждый вечер, перед тем как лечь спать, привычно представляла свою фигуру все более упитанной. Однако мое лицо, пусть и не так часто, как прежде, вызывало симпатии, и я со страхом ловила на себе липкие взгляды любителей пухляшек.
Идя домой со школы, однажды повстречала такого «ценителя». Передо мной шел молодой мужчина, который всячески пытался привлечь внимание толстушки в обтягивающем красном платье, спешащей куда-то по делам.
– Слышь, красавица, так что насчет вечера? Скажи, где живешь, заберу, посидим в кабаке, – требовал настойчивый кавалер. Отклика не последовало, и мужик, не выдержав безразличия, потянул девушку за руку, вынуждая развернуться и ответить на приглашение.
Раздавшаяся после этого ругань удивила, девушка не произнесла ни слова, так на что ему так злиться? Мужик, не переставая сквернословить, развернулся, и помчался в обратную сторону. Пролетая мимо меня, вскользь окинул разъяренным взглядом мое упитанное рыхлое тело и прорычав:
– И эта наверняка такая, – скрылся за поворотом.
Увиденное заинтересовало, что же в ее внешности такое, что отшивает таких вот надоедливых любителей? Прибавила шаг, стараясь догнать пухленькую женщину, которая, нисколько не удивившись реакции мужика, продолжала путь. Нагнав толстушку, украдкой бросила на нее взгляд. Лицо молодой женщины, не старше восемнадцати-девятнадцати лет, оказалось сплошь покрыто угреватой сыпью, а на носу виднелась огромная, уродливая бородавка. Они считались крайне заразными, поэтому носителей подобного «украшения» обходили стороной.
– Вот бы мне такую бородавку, а лучше две, – предавалась мечтам вечером, прислушиваясь к нетрезвым шагам отчима в соседней комнате. Тогда ему придется напрочь забыть о планах торговли моим телом, на такую красоту никто не позарится.
Привычно встав до восхода солнца, растопила печь, испекла хлеб, приготовила кашу и пошла будить отчима к завтраку.
– Дядька Никанор, вставай, – теребила мужчину за рукав белоснежной нижней рубахи. Сильнее потянула отчима, сам вчера требовал разбудить пораньше, если не исполню, получу в очередной раз, руку он стал поднимать на меня частенько. Постоянно находит поводы для придирок, хотя хозяйка из меня отменная, в доме чистота, одежда без единых пятен, да и еды всегда в избытке. Но только это не спасает от тумаков, дотронулась до зудящей щеки, на которой красовался синяк.
– Алалия, пошла вон, – стал проявлять активность мужчина. Отошла подальше, он не любит просыпаться с утра, а рука у него тяжелая.
– Это что такое? – подскочил на кровати и опасливо шарахнулся в сторону от меня отчим.
– Ты что совсем решила меня доконать? Мало того, что жирная, как свинья, так еще и это! – отчим, конечно, не славится выдержкой, но со мной вероятно и правда что-то из ряда вон выходящее, раз орет, как будто его кастрировать собираются.
– Пошла отсюда прочь и не появляйся больше в моем доме, – потребовал Никанор, указывая на дверь. И столько злости было в голосе, что посчитала за благо не спорить и исчезнуть с его глаз.