Не ломайся, девочка!
Шрифт:
Тихон
Замок открывается едва слышно, но я слышу этот звук и замираю. Внутри все обрывается, но внешне виду не подаю. Много раз так застывал, едва живым, думая, что вот-вот спалюсь на задании, сотни раз на волосок от смерти…
Эта привычка быть всегда настороже, слушать и слышать, даже во сне, что творится вокруг. Можно даже сказать, я не сплю, давно полноценно спать разучился, лишь поверхностно дремлю.
— Кажется, не убили друг друга. Уже и до обнимашек дошли, — слышится шепот Расула.
Я осторожно
— Уйди, а! — шиплю только губами.
Встаю, стараясь Глашу не разбудить. На цыпочках крадусь.
— Я тебе голову откручу и дам поиграть ею в футбол твоему сыну!
Осторожно дверь тяну, но не закрываю до щелчка. Толкаю Расула в плечо, кипя.
— Убью! Убью, нах… Ты что придумал, а?!
Расул отступает по коридору, добираемся до лестницы, тут я уже его хватаю за лацканы пиджака, трясу.
— Охренел!
— Вы, кажется, оба еще живы, — ухмыляется. — Должны были поговорить!
— Ты… — снова смотрю на него с былой ненавистью.
Понимаю, что в моей ссоре с Глашей виноват я сам, по большей части, сам. Но и Расул свою руку приложил. К тому, чтобы меня втянули в работу на государство. Опасные игры затянулись дольше, чем я мог себе представить. И, несмотря на то, что все позади, я… я сам до сих пор в системе и точно отсюда не выпутаюсь до конца своих дней!
Я же его, приятеля своего бывшего, всей душой возненавидел. Когда знал, что у Глаши — ребенок, наш ребенок, дочурка, так сильно на нее похожая. Они там сами по себе, а я пасся в стороне, вынужден был! Потому что меня с двух сторон прессовали, и на задании проебаться нельзя, и со стороны кураторов могло быть давление!
Я не хотел, чтобы на меня давили через Глашу и Веронику, не хотел их впутывать!
Я Расула за эти годы так сильно возненавидел, что однажды не выдержал. Совершенно случайно в клубе каком-то с ним пересекся, выпил лишка и нарвался на драку. Нарочно машину его на трассе подсек… Тогда мы подрались знатно. Он был с женой, я — один. Несколько лет один! Думал, убьем друг друга… Пока по башке чем-то тяжелым не прилетело. Оказывается, фотоаппаратом супруги Расула. Потом она рассердилась и плакала от злости, потому что аппаратура была дорогая, а Расул клялся, что завтра достанет ей такой же, чуть ли ножки ей не целовал. И мне еще хуже стало… Он-то свое счастье в руках держит, а я… что я… Никто! Ничто, пустота…
Под видом решить, сколько я ему за тачку битую должен, еще раз пересеклись. Уже на свежую голову. Затолкал поглубже обиду, ненависть выпустил, а она давно — мертвая. Моя ненавист к нему — пустая, бессмысленная труха. Ненавидеть надо было себя. Поговорили немного… Я в Расула не верил, но, кажется, он моей скупой сводкой проникся. А толку?
Я только недавно вздохнул свободнее, но по сторонам до сих пор оглядываюсь. Окружил себя стольким количеством техники, проверяю каждую мелочь досконально. Будто параноик…
— Ты нахуя на всю ночь закрыл!
— Я дал вам возможность поорать. Вынужденно.
— Благодетель хуев. Сколько денег я тебе должен? За погром!
— Нисколько. Чушь. Срачи все любят, даже породистые павлины. Наоборот, ажиотаж.
— А, так тебе еще и на пользу пошло. Кто-то снимал? — тут же привычно параноить начинаю, что на видео сняли.
Надо срочно все проверить и удалить, если вдруг Глашу там затронули!
— Успокойся, поговорили хоть? — пытается узнать.
Но нас прерывает щелчок двери.
В коридоре раздается стук каблучков.
Отхожу от Расула.
Глаша.
На щеке отпечатался след рукава моего пиджака.
Глаза еще заспанные, но уже мечут молнии.
Забросив сумочку на плечо, чеканит шаг гордо к лестнице.
Молчу, проглотив язык. Я в нее по уши… Глубоко так. Мне она даже в ярости нравится. Ведь какая сильная стала, гордая, на язык острая. Такая, какой я ее иногда чувствовал, не боящаяся сказать все, что думает. Сильная девочка, но… не моя девочка. И это больно.
В последний миг Глаша разворачивается в сторону Расула.
— С вашей семьей я больше не работаю. Авансы за будущие заказы верну сегодня же, как только доберусь до офиса.
И цокает каблучками по лестнице вверх.
Мне — вообще ни слова.
Только взгляд пронзительный и непонятный!
Что она этим взглядом сказать хотела? Я аж потерялся.
— А? — вскидывает брови Расул. — Не понял. Вернет авансы?! Как? Что это значит?
— Это, мой друг, значит, что жинка твоя нарядами от моей Глаши щеголять не будет.
— Не понял. Это вообще при чем здесь? Бизнес и… обиды личные! При чем тут это? — не догоняет. — Ты же не серьезно.
— Серьезно, — киваю. — Ты даже себе не представляешь, насколько все серьезно. Это же Глаша. Она и деньги вернет, уже помчалась возвращать, и от заказов откажется. Из принципа. Уж такая она… — вздыхаю.
Поднимаюсь следом за Глашей по лестнице.
Грохочет дверь вдалеке. Уже выбежала… Такси вызывает, наверное.
— Так не годится, — говорит за моей спиной Расул. — Что значит вернет? Моя жена ей два платья заказала. У нее выставка через три месяца. Она что-то такое вау там заказывала, хвасталась! Что значит, вернет?! Не годится.
— То и значит, вернет. Все, не ной. Не будет твоя жена выглядеть вау, как круто, забудь.
— Пиздец. Мне Саша мозг сожрет! — выдыхает как будто с ужасом. — Эй, Кэп! Ты… Давай… Налаживай там… С принципиальной своей, слышишь. Ночуй на коврике, проходу не давай. Помирись. Плевать как. Связи свои подключи, что ли. Ты же можешь! Зря, что ли, теперь под крылом у федеральной…
— Завались.
Догоняю Глашу на парковке. Так и есть, отслеживает в приложении, сколько минут до приезда такси. Взгляд не отрывает.