Не могу без тебя
Шрифт:
— Нет, — честно призналась Тамара Павловна.
«И я — нет». Снова Марья рядом с Альбертом почувствовала себя ученицей.
— Это же очень просто. Небольшой экскурс в прошлое. Интеллект у человека развился, а тело изменилось в меньшей степени: от четверенек к прямохождению перешли не так уж давно! Возникло противоречие между человеческой конструкцией и образом жизни. Человек ест приготовленную пищу, а ел сырую. Человек мало двигается. Накапливаются так называемые шлаки. Обратного пути к естественному образу жизни нет. Но есть возможность разработать комплексы мероприятий, ослабляющих вредные последствия нарушения обмена веществ в связи с изменением образа жизни. Обязательны голодание, физические упражнения — в зависимости от болезни, от зашлакованности. Очевидно, наши предки понимали это,
Когда они снова остались вдвоём, Альберт не дал Марье возможности задать вопросы, вертевшиеся на языке.
— Так, на чём мы остановились? Прямо сегодня можешь приступать. Да, тяжёлый мальчик. Изучи внимательно: история болезни довольно сложная и интересная. Заболел он, по-видимому, в десять лет — играл в войну, какое-то время просидел в болоте, простыл. Ребёнок есть ребёнок. Поболит поясница, перестанет. Бывали ознобы. Потливость у него повышенная. Не говорил матери, перебарывал себя. И мне не сказал бы наверняка — не считал серьёзным, да я силком вытащил эти анамнестические данные.
— Уж это ты умеешь, Алюш!
Алёнка права, ей нужно было прийти к Альберту и сразу попасть в настоящую жизнь.
— Ты добился, чего хотел: персонал улыбается, врачи и медсёстры не равнодушные, стерильная чистота, тумбочки новые — небось сам выбивал их в драке?
Альберт не услышал её льстивых речей, продолжал озабоченно:
— А лечился ясно чем. Поднялась температура, выпил аспирин или сульфадимезин, вот картина и сбилась, сгладилась. Острый пиелонефрит перешёл в хронический. Сейчас резкое обострение. Поставил капельницу. Проведём дезинтоксикационную и противовоспалительную терапию. В особо критических случаях приходится, как в бою, отступать от своих методов лечения, создавать микробное равновесие, чтобы притушить вражеское восстание, использовать резервные мощности. И сейчас выхода нет, больной запущен. Я очень боюсь паранефрита. Мне кажется, есть всё-таки воспаление околопочечной клетчатки. — Альберт оборвал себя. — Извини, я сразу по привычке все свои предположения… ты так слушаешь! Закончишь институт, сделаю тебя заведующей реанимацией! Я хочу каждому больному — своё питание, — перескочил Альберт. — Продуктов нужно ничуть не больше.
— А где же ты возьмёшь столько поваров? — спросила Марья.
— Пришлось идти на поклон к пенсионерам. Обошёл больше семидесяти дворов, знаком со всеми пенсионерами района. Откопал трёх. В полном смысле ископаемые. Реликвии древности. Чистюли, раз. А два: сразу поняли задачу. Никакой самодеятельности. Нельзя сливочного масла? Исключили. Нельзя мясных бульонов? Исключили. Очень хорошо освоили свекольные, морковные, кабачковые пюре, овощные тефтели и всякие другие подобные кушанья. Соки жмут, как прошу. Притащили свои соковыжималки. — Альберт вздохнул. — Кустарщина, почти вручную, соковыжималки маленькие, а ведь надо каждому свой сок к определённому часу. Одной моркови и свёклы сколько нужно перечистить?! — Он махнул рукой. — Ладно, не решим мы с тобой за первую встречу всех проблем. Значит, ты посмотри сама рентгеновские снимки, изучи историю. Да, ещё один тяжёлый. Привезли с приступом острого холецистита. Печень тоже не в порядке. А тут ещё и инфаркт миокарда. Он был очень близок к смерти. Положение осложняется дурным характером. Требовательный, жестокий человек. Привык, что всё в жизни лишь для него.
— Перестань! — тихо сказала Марья, прерывая второй разговор, идущий между ними, пытаясь
Зазвонил телефон. Марья вздрогнула от неожиданности.
— Сколько зим?! Как разыскал? Ясно. По каким моим стопам? — Лицо Альберта сделалось беспомощным. — Не знаю, Вадим, у меня квартира маленькая, мать не выносит чужих. Погоди. — Альберт прикрыл микрофон ладонью. — Ты сегодня ночуешь здесь, не можешь на одну ночь приютить человека? Разошёлся с женой. Утром выкатится.
При Альберте Марья всегда испытывала странное чувство: могла произойти любая неожиданность. И лечил он так же, привычной схемы исследований и лечения не было: что-то странное соединяло Альберта с больным и освобождало больного от болезни.
— Что за субъект? — спросила Марья.
— Лечил его когда-то. Пару раз выпивали вместе. Не близкий. Музыкальный, весёлый, хорошо поёт.
— Ты разве пьёшь?
— Бывало раньше. — Альберт поспешил перевести разговор: — Исчезнет при твоём появлении. — И в трубку: — Слышишь, Вадим? Будешь ночевать у самого дорогого для меня человека. Чтобы без глупостей, понял? Э нет, не с ней, слава богу, она дежурит сегодня. Чтобы выкатился утром! — Альберт принялся объяснять, как доехать до больницы. Когда положил трубку, лицо у него было унылым.
— Ты что расстроился? — поинтересовалась Марья.
— Так, — сказал он неопределённо, поднялся. — Ну, поздравляю с началом работы. Теперь нас с тобой только вынесут отсюда. Хозяйничай. Возникнут срочные вопросы, вот номер телефон. Сегодня сорок лет моему другу. Не могу не пойти. Однокашники. Любопытный экспонат. Со дня нашего знакомства прошло тридцать три года, а до сих пор он, как мальчишка, всем задаёт вопрос «почему». «Почему утром солнечные лучи жаркие, а вечером, несмотря на то, что падают под тем же углом, не жаркие?!», «Почему бывают галлюцинации?», «Почему в учреждениях больше чиновников, чем на заводах рабочих? Неужели для того, чтобы перебирать бумажки, нужна такая армия людей?», «Почему женщины живут дольше мужиков?». Детские вопросы. У него очень интересный тип мышления. Он как бы выворачивает каждое явление и каждое событие наизнанку.
Люблю я его и очень жалею, что в своё время не познакомил вас. Правда, надо признаться, это было бы опасно, он — в твоём вкусе.
Марья встала:
— Я сюда пришла работать, а не знакомиться. — Но, сказав напыщенную, глупую фразу, усмехнулась: — Если честно, у меня к тебе тоже очень много детских вопросов.
— Насчёт Бога и вечности? — спросил серьёзно, а глаза смеялись. — Тебя всегда интересовали только глобальные вопросы.
На душе стало спокойно. Правильно, что пришла к Альберту.
Марья огляделась. Кабинет мал, гол: письменный стол, стулья вдоль стен — для конференций, в углу стоит нелепая старомодная вешалка, на ней два халата.
— Шкафов никак не достану, — перехватил её взгляд Альберт.
— Не насчёт Бога, — сказала Марья. — Зачем мы родимся, если очень быстро умираем? Зачем совершенствоваться, если мы так быстро умираем? Как можно искупить предательство, если человека уже нет?
— Подожди, девочка. Каждый вопрос — это философский трактат. — Альберт подошёл к ней близко, протянул было руку к её волосам, отдёрнул, она по-собачьи сжалась, точно он хотел ударить её. Беспомощная голодная собака. — Надо работать. Вот что я понял, — сказал хрипло. — Не наши с тобой это вопросы, Маша, не для человека. Начнёшь думать, не сможешь работать и жить. Ты должна думать о том, как вылечить холецистит или предотвратить инсульт.
— В больницу попадают уже с инсультами, — возразила Марья.
— Ничего подобного. Сколько больных с тахикардиями, стенокардиями, кризами! Разберись-ка с сосудами! Человеку работать надо, а не философствовать. Кто поможет людям, если не мы с тобой? — Альберт говорил по-отечески, а смотрел на её губы. — Пойдём в реанимацию, познакомлю с персоналом. Сменишь Кису. Воздушное существо. Муж сбежал. Киса ищет мужа.
— А ребёнок есть?
— Там бабушка и прабабушка. Полный комфорт.
— А Киса ищет мужа среди больных?