Не могу больше
Шрифт:
«Архив разбирает… Естественно, зачем ему при этом кто-то ещё?»
— Разве вы не созванивались?
— Похоже, он не услышал.
— О, Джон, я немедленно поднимусь ещё раз…
— Нет-нет, миссис Хадсон, это не обязательно. Я позвоню ему позже. Пусть копается.
*
«Что происходит? Ещё вчера было всё хорошо. А сегодня… Выходит, сегодня Шерлок перестал нуждаться в моем звонке? Не говоря уже о моем присутствии…»
Конечно, это же Шерлок. Даже смерть не смогла уничтожить вековые залежи его упрямства и
Ничего не изменилось. Ничего.
Это была первая ошибка Джона.
Больше в этот день он Шерлоку не звонил.
*
Дежурство было на редкость тяжелым, поток поступающих больных — почти непрерывным, и к рассвету Джон не чувствовал под собою ног. Ночью он почти не сомкнул глаз, лишь на часок прикорнув в ординаторской прямо на стуле, и дома, уже на пределе сил, принял душ и рухнул в кровать без единой мысли в гудящей от усталости голове.
Спал до самого вечера и проснулся с колотящимся сердцем и ощущением невозвратимой потери.
Он сразу же позвонил Шерлоку, но вновь единственным ответом были длинные, раздражающие гудки, отозвавшиеся в голове нарастающей болью.
Контрастный душ немного взбодрил, большая кружка крепкого кофе прибавила сил, но настроение оставалось гнетущим, муторным.
Ругая себя за слабость, Джон вновь и вновь набирал Шерлока, как будто твердо решил потягаться с другом в упрямстве.
Но потом пришла Мэри, и звонить при ней Джону совсем не хотелось.
Вечер потянулся томительно-долгой лентой привычных кадров: приветственный поцелуй, короткий разговор — «как дела? — все в порядке», — обещание скорого ужина.
Раздражение росло. После очередного звонка, сделанного украдкой и с оглядкой на неплотно прикрытую дверь, оно переросло в глубоко запрятанное негодование.
Вечер тянулся издевательски медленно. Джон хмуро молчал, уставившись в телевизор, и ничего не понимая из происходящей там суеты. Мэри вопросов не задавала, лишь бросала на мужа тревожные взгляды, слишком часто, по его мнению, забегая в гостиную, где, по сути, ей нечего было делать – все, необходимое для приготовления ужина, было у неё под рукой.
И только когда Джон наотрез от ужина отказался, поинтересовалась: — Ты здоров?
— Здоров, — коротко отозвался Джон, не отрывая глаз от мелькающих цветных картинок, полных, по его мнению, бессмыслицы и пустоты. — Дежурство было невыносимо тяжелым. Устал.
— Как Шерлок? Вы друг другу звонили?
Почему-то этот простой и вполне закономерный вопрос Джона до смерти разозлил. Злость закипала где-то в центре грудной клетки и душными волнами разливалась по телу. Тяжесть взгляда, который он исподлобья бросил на Мэри, была так ощутима, что та запнулась и не смогла задать следующий вопрос, готовый уже сорваться с её языка: когда ты нас познакомишь?
В течение дня Мэри мысленно и, если на несколько минут удавалось остаться одной, вслух произносила эту
— Он не отвечает на мои звонки, — нехотя выдавил Джон.
— И сам не звонит?
— Нет.
Вопрос показался Джону невероятно глупым. Всё было глупо: наигранное беспокойство Мэри, собственная злость, этот мерцающий до рези в глазах экран и молчание Шерлока.
— Так надо узнать у миссис Хадсон, — всполошилась (глупо, глупо, глупо!) Мэри. — А вдруг что-то случилось?
Джон промолчал.
«Почему я так взбешен? Почему так хочется заорать? И почему этот паршивец не берет трубку?! А может быть, он обиделся? Господи, что за бред я несу… Это так на него не похоже. Но за два дня не позвонить ни разу… Не понимаю. Бог мой, какой же я кретин! Он же знал о моем дежурстве — не хотел отвлекать. Конечно! И он помнит… наверное, помнит, что после трудной ночи я всегда отсыпаюсь подолгу. Сколько раз он посмеивался над моей «медвежьей беспробудностью»! Но почему не ответил ни на один вызов?»
— Что?
Джон не сразу услышал, как Мэри что-то упорно пытается ему втолковать.
— Позвони прямо сейчас, Джон.
— Нет. — Джон снова повернулся к экрану. — Не хочу.
— Не хочешь? — Голос жены неожиданно зазвенел, больно резанув слух, и Джон поморщился, на несколько секунд сосредоточившись только на этом звоне, и не вникая в смысл сказанных ею слов. — Или боишься? Боишься сделать это при мне? Вдруг он ответит…
Но потом брошенная ею фраза дошла, наконец, до его сознания, и старательно утрамбованное раздражение безудержно хлынуло на поверхность.
— Зачем ты это делаешь?
Джон был так пугающе спокоен, что сердце Мэри встревоженно затрепетало.
— Что?
— Зачем говоришь всё это? Что тебе от меня надо, Мэри? Чтобы я чувствовал себя виноватым? Но в чем? — Голос набирал силу, рокочущие нотки настойчиво пробивались сквозь природную мягкость, делая его незнакомым. — Чего ты добиваешься своими идиотскими намеками? Да, меня тянет на Бейкер-стрит. Да, мне было там хорошо. Да, я чертовски скучаю по Шерлоку. Что странного ты в этом находишь?
Джон продолжал сидеть на диване, и Мэри вдруг подумала, что если сейчас он с него поднимется, она убежит из гостиной, из квартиры, из Лондона навсегда.
Но Джон продолжал сидеть, и лишь руки его нервно шарили вокруг собственного тела, в поисках незримой опоры поглаживая потертую обивку.
— Что в этом странного? — повторил он. — Там прошла пусть и небольшая, но лучшая часть моей жизни, и если я не сдох от тоски, то лишь потому, что меня держали воспоминания.
— Почему ты злишься? — Голос Мэри дрожал от волнения. — И в чем обвиняешь меня?