(Не) моя Кукла
Шрифт:
— Да-да, — уже очень расстроенно, и в конце очень тихо: — Спасибо.
Отключил телефон, поднял ладонь, потер пальцами глаза. Ира молча стояла рядом, вглядываясь в его лицо.
— Бабушка умерла, — наконец сказал он.
Ира глубоко вздохнула, нахмурилась, аккуратно взяла Андрея обеими руками за ладонь.
— Сочувствую, — уткнулась лбом ему в плечо. — Поедешь туда? — спросила тихо.
Он помотал головой, сглотнул слезы:
— Не к кому, — помолчал. — Она просила не возвращаться.
Ира погладила его по плечу:
— Можно просто сходить в церковь, — проговорила еле слышно. — Свечку поставить.
Андрей
— Никогда там не был.
Она не отпускала его ладонь. Чуть сжала пальцы.
— Давай помянем?
Пожал плечами, закрыл глаза, запустил руку в волосы. Она отпустила его ладонь, обхватила себя руками:
— Хотя бы просто мед с хлебом, Андрюш… Есть дома мед? Попрощаться.
Он сглотнул комок, стоявший в горле.
— Надо посмотреть, — повернулся к кухне. — Был вроде.
Ира кивнула и тихо ушла на кухню. Вернулась с нарезанным хлебом и блюдечком — остатки меда действительно нашлись в шкафу. Там же наверху нашлась початая бутылка коньяка. Приподняла ее, вопросительно посмотрела на Андрея. Тот после секундной паузы кивнул.
Они так и остались в темной комнате. Остановили сериал, свет включать не стали, только замерший экран освещал их лица. Сели на полу, друг напротив друга.
— Как ее звали? — спросила Ирина почти шепотом.
— Баба Люба, — ответил хрипло. — Любовь Егоровна, — выпил коньяк, поморщился, потер лицо руками. — Сегодня умерла Любовь, — неуместно хохотнул, зажмурился, закусил нижнюю губу.
— Андрюш, — Иришка перекатилась на коленках, села рядом с ним, погладила его по плечу. — Андрюш, она точно заслужила того, чтобы ее оплакать.
Резко кивнул, согнул колени, уперся в них локтями и спрятал лицо в ладонях. Иришка просто молча сидела рядом, убрала руку с его вздрагивающего плеча, взяла за ладонь.
Сидели так минуты две. Андрей судорожно вздохнул, потянулся к бутылке, налил в рюмки коньяка. Подал Ирине, снова взял ее за руку:
— Знаешь, а у нее руки тоже всегда были теплые, — заговорил срывающимся голосом, сжал Ирину ладонь, погладил костяшки ее пальцев, — только шершавые, сухие. Очень хорошо помню ее руки.
— Она тебя растила? — Ирина руки не забирала. Наоборот, уткнулась подбородком в его плечо.
Отрицательно покачал головой, грустно улыбнулся:
— Прятала, — посмотрел на девушку, скорее почувствовал, чем увидел ее непонимающий взгляд и продолжил. — Когда отец напивался, бежать было некуда. Только к ней.
Глава 14
— Отец бил тебя? — Ира спрашивала тихо, но в ее шепоте был слышен первобытный ужас.
— Всех нас, — пожал плечами Андрюха. — Оно и можно понять. Никто из четверых детей на него не похож, — горько усмехнулся. — Чего было просто не развестись? — задал сам себе риторический вопрос, вздохнул, стал рассказывать: — Пока я маленький был, и оставалась надежда, что я просто в материну породу пошел, еще ниче, нормально относился. А потом, когда я вырос…
Ира промолчала, Андрей тоже о чем-то задумался. Что-то вспомнил, продолжил:
— Помню, однажды он на Димку кинулся. Тот ходить начал едва. Но по нему же сразу было видно, что нагулянный. Узкоглазым родился.
— Узкоглазым? — не поверила своим ушам Ира.
— Ага. Абсолютно азиатская внешность. Черноволосый, узкоглазый. Мать моя, —
— И что потом? — шепотом спросила Ирина.
— А потом Димку я в одеяло закутал и к бабке побежал! Я же понимал, что сейчас отец встанет — убьет обоих. Димке двух не было, а весил уже нормально так. Я его тащу, он ревет в голос, не понимает ничего. А меня трясет. Сначала от страха, а потом от холода. Дело было в ноябре, а до бабки бежать четыре квартала, — замолчал, беззвучно хмыкнул. — Я же выбежал в чем был и босиком.
— А что бабушка? — опять прошептала девушка, когда Андрей слишком надолго замолчал.
— А что бабушка, — пожал плечами Андрей, — подхватила Димку, меня в горячую ванну усадила, всего водкой растерла. Плакала.
— Она на вашего отца в милицию не заявила? — спросила Ирина о самом логичном, что пришло ей в голову.
— На собственного сына? — удивленно переспросил Андрей.
— Так это отца мать была? — ахнула Ирина.
— Да, — кивнул Андрей. — Мы ей, получается, совсем чужие были. Но она как могла нам помогала, защищала. Пока отец вменяемый был, постоянно его уговаривала: «Детей не трогай!» Потом в опеку написала, когда четвертый родился, Мишка. Димке тогда четыре было, почти пять. Она, помню, на меня со слезами смотрела, будто оправдывалась: «Андрюш, не смогу я совсем с маленькими!» Младших двоих тогда и забрали. Нас с Юлькой вроде как в семье оставили. Я уже в девятом классе был. Юлька в седьмом. Взрослые.
Андрей снова замолчал, а Ирину колотила мелкая дрожь от услышанного. Она крепко вцепилась в сильную мужскую руку и думала о его детстве, о его характере. О том, что он всегда в ущерб себе более слабых на тащил, в прямом и переносном смысле. И сейчас, получается, поступает так же. Думала, что его мускулы были не для самолюбования, а чтобы выжить. Проглотила комок в горле, откашлялась.
— А мать? — спросила хриплым голосом.
— А что мать, — Андрей сцепил свои пальцы с пальцами Ирины в замок, шевелил ими, задумчиво перебирал. — Мне кажется, в раннем детстве этот несчастный мужик, что у всех нас записан отцом, со мной возился даже больше. Ей на нас всегда плевать было. Хрен знает, зачем рожала. Даже просто ласкового слова от нее не помню.
— Бабушка Андрюшей звала, — почему-то припомнила Ирина.
— Да, вот только она так и называла, — грустно улыбнулся Андрей, посмотрел на Ирину. — И ты сегодня.
— Приняла эстафету! — как-то неуместно бодро отозвалась девушка.
Тут же почувствовала это. Устыдилась. Андрей повернулся и внимательно на нее посмотрел. Увидел то, что хотел, и, удовлетворенно хмыкнув, приобнял ее. Маленькая Иришка легко поместилась у него под мышкой. Обвила его торс рукой, прижалась. Они так и сидели еще с полчаса. Только уже молча. После третьей рюмки Андрей встал: