Не надо, дядя Андрей!
Шрифт:
После очередного прохода к бару, на танцпол и обратно меня вдруг схватили мужские руки и поволокли за собой. Я даже не успела вскрикнуть, как оказалась в полутемной комнате с диванами и густым дымом кальянов, пахнущим дыней.
— Какая ты красотка, — шепнул мне на ухо скрипучий голос. — Давно понравилась. Посиди с нами.
Меня приземлили на колени плотному седому мужику, который тут же обвил меня рукой за талию, но дальше пока не пошел.
Наша координаторша заглянула в комнату невзначай, увидела меня, кивнула и ушла.
— Выпей с нами!
Мне налили
— Мне нельзя.
— С нами можно.
И бокал пихнули в руку. Я отхлебнула и закашлялась. Там был коньяк или что-то такое.
— Пей, пей…
Пришлось давиться, но допивать. Голову сразу повело. За ночь я почти ничего не ела, да и вечером почти не притронулась к макаронам, которые сварили девчонки.
Поэтому наверное, я не сразу заметила, что рука седого уже не на талии, а гораздо ниже. И поглаживает меня, поглаживает.
— Эй… — я попыталась ее убрать, но мои запястья мгновенно стиснули вместе и отвели в сторону.
А рука переместилась на грудь, поглаживая ее уже совершенно недвусмысленно. Я попыталась возразить, но рот мне заткнули слюнявой пастью, а попытку сопротивляться быстро пресекли, заваливая на спину на диван. Чужой язык хозяйничал у меня во рту, рука мяла грудь, задирая мои запястья выше головы, а колено развело мои ноги в стороны.
При этом разговоры других мужчин в той же комнате, курящих кальяны, нисколько не изменились. Как будто ничего не происходило.
Пальцы больно вывернули сосок, изо рта у мужика воняло и мне совсем не нравилось его все ускоряющееся сопение.
Вдруг тяжесть перестала давить на меня, руки отпустили, зато я, холодея, услышала звон пряжки ремня и звук расстегиваемой молнии.
— Пососешь сначала, красавица? — с тем же скрежетом спросили у меня, дернув вверх. В лицо ткнулась влажная головка кривого члена. Он был вяловат и смотрел куда-то в пол и вонял как стадо козлов.
Волей-неволей я вспомнила, что огромный член дяди Андрей пах чистой кожей и немного мылом и был по-своему красив. Его гладкую головку даже хотелось облизать как блестящую конфету. От того, чем мне тыкали в лицо, хотелось блевать.
— Ну и дура! Дура ты, Лизка! — орали на меня уже второй час девчонки.
— Из-за твоего визга, между прочим, всех штрафанули!
Меня и вовсе лишили заработка за эту ночь, и кураторша еще говорила, что мне очень повезло, что я не покалечила уважаемого гостя, когда вырывалась.
— Будешь топтаться теперь на митингах за сто рублей, идиотка!
— А если хочешь здесь жить, давай гони деньги, на которые нас штрафанули!
Я не рискнула напоминать им, что за поездку в сауну они заработали гораздо больше, чем та сумма, которую у них вычли. Мне было страшно снова оказаться на улице. И без надежды найти даже такую работу. Поэтому я раздала почти все, что у меня было, чтобы компенсировать девчонкам потерянное. После этого они подобрели и даже накормили меня бутербродами с дорогой бужениной и налили пива, купленного на заработанное ими…
Впрочем, они сами этот заработок позорным не считали. И даже проституцией
— Ты реально девственница, что ли? Так ты признайся, мы твою целку за бешеное бабло продадим! — ржали они, уже успокоившись и захмелев.
Все равно продолжали насмехаться надо мной.
— Лиззи у нас будет главной по «Пятерочкам»!
— Если где листовки раздавать с распродажей картошки — это к нашей Лизе!
— В костюме зебры ходить! Как раз плюс тридцать обещали!
— Ну вот, Лиз, сама и проверишь, что лучше: костюм зебры или один раз рот открыть.
К сожалению, это все оказалось правдой. И тухлая колбаса, и костюм зебры, и листовки с белорусской ярмарки. Я сбивалась с ног, работала по шестнадцать часов в сутки, получая пятьсот рублей в день, которые все уходили на оплату койки и еды, откладывать уже не получалось.
Девчонки же бегали по модным выставкам и танцевали на сцене у популярных певцов, еще и получая за это деньги. А что приходилось делать кое-что еще, так нечасто. За две недели, что прошли с момента моего отказа они только еще один раз собрались, накрасились и уехали на всю ночь на «день рождения» к очередному «уважаемому гостю». Вернулись утром слегка потрепанные, но тысячные купюры вытряхали буквально из одежды. Сказали, что было весело. И почти не пришлось ничего делать.
Наверное, я была дурой.
Я потихоньку расспрашивала девчонок, так чтобы остальные не слышали и не начинали опять издеваться.
Марина рассказала, что у нее был высокий красавец, который ее просто поставил раком и оттрахал без затей. Правда и без презерватива, но она уже выпила постинор, все нормально.
Ася долго пыталась сосать какому-то старику, но у него все не стояло, так что они просто час провозились и он ей за это десять тысяч отсыпал.
Катю ебали сразу двое. Один, говорит, в зад, очень больно было, но потом стало охуенно, она три раза кончила.
Не представляю, как можно от такого кончить. Так и сказала, но она пожала плечами и ответила, что я наверное просто фригидная. К разговору присоединилась Олеся, которая начала рассказывать, что в жопу как и по-нормальному, больно только в первый раз. Зато потом начинается такой кайф, что уже по-другому и не хочешь. Тем более, так не залетишь, можно не волноваться. Вот сосать — это проблема. Все время работаешь языком, так еще и платят за это меньше, чем если просто полежишь с раздвинутыми ногами.
Они совершенно не выглядели несчастными или опустившимися. Не думали, что это какой-то позор.
Наоборот, они нормально одевались и строили планы: кто пойти учиться на платное, когда наберут немного денег, кто вернуться домой, когда тоже подкопят, а кто-то даже выйти замуж за какого-нибудь из этих толстосумов. Или работу нормальную найти, как я.
Вернувшись в очередной раз со смены, где я двенадцать часов проходила на каблуках за копейки и со слезами отпаривая ноги в горячей воде, я решила, что все-таки наверное надо будет попробовать еще раз.