(Не) настоящая жена
Шрифт:
– Пугая моего ребенка Бабаем? Ладно, Макар... Извини. Просто я остро воспринимаю все, что касается моей дочери. Идем на машинки?
– Она из тебя веревки вьет. А что дальше будет? Когда настанет подростковый период? – не унимается Макар.
– Когда начнется подростковый период, я буду с ней разговаривать. Долго и терпеливо. Но до этого момента я хочу сохранить доверие дочери. Ох, Макар… Давай закроем тему воспитания, ладно?
Душу заполняет липкая тревога… Страх, разочарование, грусть… Сердцем я понимаю, что мы друг другу не подходим. А разумом… Может, Макар прав? В конце концов, он имеет право на свое мнение. Что теперь – ставить
Настя не отлипает на меня, опасливо поглядывая на Макара. Расслабляется только после катания на пони. Макар покупает ей попкорн, мороженое в вафельном рожке, пытается взять за ручку, но… Настя никак не принимает его внимания. Насупливается и тянется ко мне. Не хочу думать о плохом и ставить точку в наших отношениях, да и на себе, как матери… Все-таки мажор был прав, когда говорил, что я экспериментирую над дочкой… Настя без особого энтузиазма соглашается прокатиться на колесе обозрения. Из закрытой кабинки не убежишь… Мы сидим, пытаясь прогнать неловкие напряжение и скованность. Макар показывает Насте простирающееся под нами море, покрытые густым мхом горы, разноцветные крыши частных гостиниц. Она теряет внимание после монотонного рассказа Макара о его первой машине. Отворачивается демонстративно и обнимает меня, всем видом показывая, что ей неинтересно.
– Я уже не знаю, что делать, Вер. Эта девочка… Она… Это просто треш какой-то, – всплескивает руками он.
– Она не девочка, Макар. А Настя.
– Ну да, Настя. Настюша, – вымученно протягивает он. – Сейчас это проклятое колесо остановится, и я отвезу вас домой.
– Пожалуй, ты прав, – хриплю я, мысленно ругая себя за глупую идею найти Насте папу. И себе… мужа…
Я хочу домой… Желаю закрыться в скорлупе одиночества и подумать о жизни. Ошибках, планах, днях, когда из нашей жизни все исчезнут – Макар, Артем и его папа. Все… Поплакать, наконец… Макар распахивает перед нами заднюю пассажирскую дверь и помогает пристегнуть ремни автокресла. Держится молодцом, отыгрывая финальные сцены роли настоящего джентльмена. Он трогается с места, а в сумочке вибрирует телефон. Погруженная в свои мысли, не сразу выуживаю его. Надо же, Роза Петровна…
– Да, Розочка Петровна, как ваше здоровье?
– Вера, джан, привози к нам Настюшу. Мне лучше, да и Левону скучно. Не с кем в шашки играть. Соседи наши к детям до понедельника уехали. Привезешь, Верочка?
– Да. Я не против. Макар, давай на Курортный проспект, я Настю у няни оставлю.
Макар непонимающе вздыхает и разворачивается на перекрестке. Мы стоим в километровой пробке еще час. Я отгораживаюсь от мира, всунув в уши наушники, Настена засыпает… Роза Петровна встречает нас возле ворот. Болтает с соседями, размахивая руками по обыкновению. А, завидев нас, бросается к машине, помогая вытащить Настю из кресла. Макар коротко кивает приветствие, оставаясь в машине. Молодец, понимает все без слов. Сейчас я не готова пить чай и представлять его близким людям, как своего парня.
– Верочка, может, все-таки, поужинаете? – не унимается тетя Роза. – Или вы… Понимаю, шуры-муры и все такое. Так поезжайте скорее! Мы тут сами справимся. Я Настю покормлю, искупаю. И завтра… Можешь не торопиться ее забирать.
– Спасибо, – коротко киваю, не желая оправдываться.
Сажусь на заднее сиденье, невольно подчеркнув обозначившуюся в наших отношениях границу.
– Домой, Вера джан? – грустно улыбается Макар. – Или, все-таки, шуры-муры?
– Домой.
Лунное сияние раскрашивает капот машины в разные оттенки желтого, когда Макар подъезжает к дому. Мы ехали бесконечно долго: вечерние пробки в курортном городе, будь они неладны…
– Пока, Вер. Удачи тебе.
– Пока, – выхожу из машины, гадая, что Макар имел в виду? Это мы сейчас расстались?
Плевать… Мне грустно не от этого. Я переживаю за Настю. Сколько еще таких Макаров будет в моей жизни? И каждый будет вправе называть ее «девочкой» или пробовать новый метод воспитания? В душе поселяются горечь и тревога. Точат ее, как червь, обостряя вину. У Насти есть отец! Так зачем я мудрю и пытаюсь обмануть судьбу?
Ковыряюсь в замке и почти вваливаюсь в прихожую, чуть ли не впечатываясь в грудь мажора. Он дома? Не в объятиях Олеси, Кати или… Неважно.
– Где Настюша? – произносит он хрипло. В его глазах пляшут отблески настенных бра, а от сильного тела волнами исходит тепло.
– Отвезла к тете Розе. А ты… дома? – отвожу взгляд, не желая показывать слабость. Меня, судя по всему, только что бросили…
Артем долгую минуту смотрит на меня, а потом касается дрожащей ладошки. Переплетает наши пальцы и рывком притягивает меня к груди. Зарывается носом в волосы, позволяя мне вдохнуть его запах, и произносит чуть слышно:
– Ты замерзла, Вер. Идем?
– Куда?
– Идем, – повторяет он. Тянет меня в ванную, как агнца на закланье.
Мне все равно, куда идти и что делать… Только с ним… Он, его… Я дома, потому что он здесь. Циничный мажор, однажды укравший мое сердце…
– Верочка… – шепчет Артем. – Пожалуйста…
– Я… Я не знаю…
Не понимаю, кто из нас первым делает шаг навстречу – я или он? Наверное, оба… Зажмуриваюсь и падаю в глубокий пьяный омут… Его горячие мягкие губы жалят поцелуями кожу, ладони гладят плечи, спину, мягко сжимают ягодицы.
– Вера, я так хочу… – шепчет Артем, на мгновение оторвавшись от меня.
– Я…
– Пожалуйста, не говори нет. Только не сейчас…
– Не скажу, – выдавливаю, ощущая физически, как рушится ярмо грусти, обиды и боли… Сомнений, страха. Вмиг становится легче дышать. И я послушно следую за ощущениями – жадно вдыхаю горячий, дребезжащий от страсти воздух и пью вкус мужских губ. Артем стаскивает с себя футболку и спортивные штаны, расстегивает пуговицы на моем скромном платье в сине-белую клеточку – да, я не стала выпендриваться и наряжаться на свидание в парк. Открывает своему взору непрезентабельное хлопковое белье, скрывающее мои прелести – комплект в цветочек из «Ленты». Ей-богу, я уйду, если он хоть что-нибудь скажет!
– Вер, прости меня… – шепчет, прокладывая цепочку из поцелуев вдоль моей шеи и поглаживая спину дрожащими от желания ладонями.
Застежка бюстгальтера щелкает, и я ловлю его, резко вздергивая руки и стыдливо отводя взгляд.
– Пожалуйста, прости… Ты тогда так и не ответила.
– Х-хорошо… Прощаю, – шепчу, так и дав лифчику упасть. – Артем, я…
– Потом, – забирает дурацкий лифчик из моих рук. Раздевает меня полностью и подхватывает на руки. Несет в душевую кабину, включает горячую воду и намыливает мочалку. – Я говорил, что умею мыть девочек?