Не обещай себя другим
Шрифт:
К черту. Это был не просто поцелуй. Это были страстные объятия, которые запросто могли вылиться в нечто большее, если бы только Эйми это допустила. Если бы сказала ему да.
Но она не сказала.
Слава богу, Эйми к нему не вернулась. Слава богу, Джеймс уехал на Гавайи.
Тогда почему он снова здесь? И что ему нужно от Эйми?
От моей жены.
Мысль эта крутится в моем сознании, пока я заканчиваю говорить с Надей и хватаю ключи от машины. Мысль о том, что могло случиться между Эйми
Я набираю код подземного гаража и ставлю машину на гостевое место. Минута, и я уже стучу в дверь. Надя открывает сразу, словно ждала меня по другую сторону. Она улыбается и покачивает головой. Такое чувство, будто она мысленно желает мне удачи. Сердце бешено колотится у меня в груди.
Любой мужчина, какой бы ориентации он ни был, ни за что не остался бы равнодушным при виде Нади с ее огненно-рыжими волосами, нефритовыми глазами и удивительной лепкой лица. Именно эту красоту я и попытался отобразить в серии фотографий, которые сделал пару лет назад. Я подчеркнул зелень глаз и рыжеватый оттенок волос, и теперь эти портреты украшают дальнюю стену ее гостиной.
Но сейчас я не замечаю эти яркие пятна на стене, как не замечаю ничего вокруг. Мой взор прикован к Эйми, которая стоит у окна. Крепко обняв себя обеими руками, она смотрит на улицу, будто пытаясь разглядеть там что-то важное. Свет, падающий из окна, озаряет влажные полоски на ее щеках.
По моему телу пробегает волна облегчения. Эйми здесь, она жива и здорова. Я чувствую непреодолимое желание подойти к ней, обнять. Ощутить, что она по-прежнему моя.
Надя прикрывает за мной входную дверь.
– Давно она здесь? – спрашиваю я.
– Пришла минут за десять до твоего звонка. Я только-только вернулась с работы.
Не так уж давно. Стало быть, в обществе Джеймса Эйми провела полтора часа. Все то время, что я пытался дозвониться до нее.
Я сглатываю. Многое может произойти за девяносто минут.
– Она тебе что-нибудь сказала?
– Ничего. Обронила лишь, что хочет прийти в себя, прежде чем ехать к родителям за Кэти. Я так думаю, ей не хочется возвращаться домой в таком состоянии.
В таком состоянии? Неужели она поняла, что все еще любит Джеймса, и теперь боится сказать мне об этом?
К горлу подкатывает тошнота.
Что такого сказал ей Джеймс? Что он с ней сделал? Я встречался с этим парнем пару раз, когда он был Карлосом, но Джеймса я не знаю. Не знаю, на что он способен.
Надя щелкает выключателем, отчего сумерки растекаются по углам. Эйми мигает от яркого света и отирает щеки тыльной стороной ладони. Ей известно, что я здесь. Наверняка она слышала, как я стучал в дверь. Но она не спешит ко мне. Продолжает молча смотреть в окно.
Надя ободряюще касается моего плеча.
– Я буду на кухне.
Я киваю и направляюсь к Эйми. Та оборачивается при звуке моих шагов и поднимает руку, словно умоляя не подходить ближе. У меня по спине пробегает холодок. Я замираю рядом с кофейным столиком. Он завален книгами и журналами, между которыми примостились горшочки с кактусами.
– Я просто хочу знать, что с тобой все в порядке. Я здорово поволновался.
Эйми бросает взгляд в сторону кухни, куда только что ушла Надя.
– Не хочу говорить об этом здесь.
Я протягиваю руку.
– Идем, я отвезу тебя домой.
Мне не хочется выпускать ее из вида ни на минуту.
Но Эйми лишь качает головой.
– Я пока не готова. Ты поезжай. Встретимся дома.
– Я не уеду, пока не узнаю, что случилось, – вырывается у меня. – После того, что произошло этим летом, я имею право…
– Ян, прошу тебя. – В отчаянии она хватает из корзины клубок, в который свернуты носки. Такое чувство, что она вот-вот швырнет им в меня. Но плечи у нее поникают, клубок падает из рук. Она выглядит такой печальной, что у меня переворачивается сердце.
– Поговорим позже, – качает головой Эйми. – Пока что… мне надо все осмыслить.
Что осмыслить?
– Эйми…
Меня убивает эта неопределенность. «Только не говори мне, что ты все еще любишь его».
По ее щеке стекает слезинка. Забыв всякую осторожность, я шагаю вперед и прижимаю Эйми к груди. Она каменеет, еще больше замыкается в себе. Но я продолжаю обнимать ее, продолжаю нашептывать, как я сильно люблю ее, и вот уже она сама прижимается ко мне… и плачет, не таясь.
Я легонько покачиваю ее в своих объятиях.
– Детка, ты должна помочь мне. Я не смогу справиться с проблемой, пока не пойму, что не так.
Эйми крепко обнимает меня за талию. Лицо она прячет у меня на груди, и я не могу понять, что она сейчас чувствует.
– Скажи мне, почему ты так расстроилась?
– Я не расстроена. Я зла. По крайней мере, злилась до прихода сюда.
– Ты сердишься на меня?
– Нет, на себя. Ненавижу себя всей душой. – Эйми высвобождается из моих объятий и вновь поворачивается к окну.
– Детка. – Я встаю рядом и разглядываю ее профиль. На носу у Эйми россыпь еле заметных веснушек. Они как крошки шоколада на пенистом латте. Я легонько провожу пальцем по ее волосам.
– Почему ты сердишься на себя? – спрашиваю я, стараясь сдерживать эмоции.
Эйми смахивает с лица слезы. Мне очень хочется обнять ее. Не люблю, когда она вот так замыкается в себе. Плечи опущены, будто на нее давит какой-то груз.
Вообще-то мы стараемся не утаивать ничего друг от друга, и у нас на это веские причины. Достаточно вспомнить мое беспокойное детство и те проблемы, в которые вляпалась Эйми благодаря семейке Донато. Мы сразу договорились, что будем обсуждать больные темы, какими бы неприятными они ни казались. Это касается и отношений Эйми с Джеймсом, как бы мне ни хотелось выкинуть этого парня из головы. Сам я не видел от Джеймса ничего плохого, но меня трясет от злости, стоит вспомнить о том, как он обращался с Эйми. Я уже не говорю про ту психологическую ловушку, в которую она угодила благодаря брату Джеймса, Томасу Донато.