Не остаться одному
Шрифт:
ЗДЕСЬ,
на этом перевале,
одержав победу над врагом в бою,
ПАЛ
князь Борислав Шверда.
(р. 1965 г.)
Ниже – на опоре креста – шли колонкой одиннадцать имен и фамилий с датами.
– Ты его знал? – тихо спросил Кристо.
– Да, –
Мы обошли крест. Тропинки, который мы, бывало, выходили на перевал, просто не существовало – она лежала внизу грудами щебня. Похоже, Ян взорвал ее порохом… Но с тех пор появилась еще одна – петлей спускавшаяся в долину с другой стороны. И я вздрогнул, увидев над ней – на черно-зеленом диабазе, – белесые штрихи букв, складывавшиеся уже в русские слова…
Зимой 91-го зимовали в нашем месте.
Ушли в мае на северо-восток, если кому интересно.
Люди отряда «НОРД» (вятичи с Тамбовщины).
– Полгода назад! – вырвалось у меня. – Полгода назад!
– Это твои? – быстро задал вопрос Кристо. Шмыгнул носом.
Я кивнул:
– Мы как раз встретились с Саней на Тихом, когда они отсюда ушли… Опоздал я.
Кристо тронул меня за плечо:
– Если хочешь – мы пойдем по их следам. Они ведь должны были где-то остановиться на зиму…
– Пошли к пещере, – вместо ответа сказал я. И только когда мы миновали надпись, добавил: – Нет, Кристо. Мы зазимуем в пещере. Идти сейчас на север – это идти навстречу зиме…
То, что пещера обитаема, стало мне ясно задолго до подхода к ней – пахло дымом. Я заметил, что и Кристо начал озираться, взявшись за оружие. Но характерных для урса следов – отходов, мусора, ломаных кустов – не было, и я немного успокоился, хотя оружия не выпустил. Кристо, повинуясь моему сигналу, сместился в тыл и чуть вправо. А я уже не сводил глаз с прохода.
Нас, наверное, заметили еще раньше. Едва ли очень обеспокоились – ясно было, что нас всего двое, и едва ли мы имели очень уж грозный вид (дождь нас наконец-то догнал и накрыл сплошным холодным потоком), – но, когда оставалось метров сто до прохода, навстречу вышел мальчишка в кожаном широком плаще, с непокрытой головой. По длинным белесым волосам сбегала вода. Широко посаженные в стороны от курносого носа светло-синие глаза со скуластого лица смотрели спокойно и внимательно. В руках оружия у него не было, но плащ – отодвинут назад так, что я видел левую руку, лежащую на рукояти тяжелого прямого кракемарта. «Финн, скорее всего, – подумал я и тут же заметил вышитый на широком поясе узор в виде утиных следов. – Точно – финн».
– Терве, – припомнил я словечко, медленно протягивая навстречу
– Терве туоло, – неспешно кивнул финн, осматривая нас. Потом заговорил, но, видя, что я не понимаю, спросил на неплохом чешском: – Ты чех? Словак?
– Я русский, – покачал я головой. – Мы жили здесь… давно… – Я с трудом подбирал чешские слова, но финн, усмехнувшись, остановил меня:
– Я знаю русский… В это… эту зиму тут жили русские. Когда мы пришли, их уже не было…
– Это мои друзья, – сказал я, опуская руки. – Мы долго не виделись.
Финн свел широкие рыжеватые брови:
– О, тебе не повезло немного. Проходи и ты, и твой друг. Если вам надо – вы будете зиму жить здесь. Или совсем останетесь. Если хотите.
– Скажи… – я помедлил. – Чехи – тут, в горах – еще живут?
– Живут, – кивнул финн. – Но там мало чехов. Совсем мало. Много из других мест. Мы вместе обороняемся… А там, – он махнул на юго-восток медленным, плавным движением, – поселились испанцы. Они пришли вместе с нами… Так проходите же. Плохая погода…
В пещере мало что изменилось. Может быть, поэтому я не ощутил себя тут чужим – Кристо задержался у входа, тщательно опуская занавесь, а я, кивнув всем, прошел к огню, раздергивая шнуровку плаща.
На нас смотрели около тридцати пар глаз – в основном это были финны, причем ярко выраженные, но виднелись и другие. Сопровождавший нас часовой (он, оказывается, не один там дежурил) подошел к сидевшему на чем-то вроде кресла, обтянутого шкурами, рослому парню – тот не перестал отбивать бруском длинный палаш, упертый в шкуру между широко расставленных ног, но, когда часовой закончил короткий тихий доклад и вышел, парень поднял на нас лицо.
Это тоже был финн. Но его нацпринадлежность я определил позже. А в тот момент мне бросился в глаза страшный шрам, уродующий лицо этого парня – лет четырнадцати-пятнадцати. Правого глаза у него не было – кожаная повязка закрывала эту сторону. Из-под нее шрам, проложив жуткий провал в переносице, спускался, грубо расширяясь, на левую скулу, прерывался – и, очевидно, переходил на левое ухо, мочка которого была срезана.
– Меня зовут Хаахти Салоранта, – сказал финн на безупречнейшем русском. – Я вождь этого племени. Так ты жил здесь?
– Меня зовут Олег Верещагин. – Я отсалютовал вскинутой рукой с перчаткой. – А со мной Кристо Ириди, он грек. Мы бежали из плена больше года назад и странствовали – сперва чтобы сбить погоню со следа, потом я искал своих. Они были здесь. Весной я вновь отправлюсь в путь, а сейчас – может быть, вы позволите мне и моему другу остаться у вас?
– Конечно, – кивнул Хаахти.
– Тогда… – я помедлил. – Тогда я хочу просить позволения взять здесь одну вещь, которую оставил когда-то.
По кругу сидящих у огня парней и девчонок прошло любопытное движение. Сдерживая внезапно возникшую нервную дрожь, я подошел к лежакам «для мальчиков» – они остались на прежнем месте и были те же самые, только кое-где настил поменяли, – испытывая странное чувство уже бывшего (кажется, оно называется «дежавю»). В голове почему-то со стуком в ритме сердца колотились строчки: