Не остаться одному

Верещагин Олег Николаевич

– Король, – напрямую спросил я. – Ты советуешь мне идти? И вести за собой остальных?

– Ты говорил о приключениях, – напомнил Арагорн. – Хотя я никогда не был сторонником приключений ради приключений.

– Да ему просто хочется делать все назло, – вдруг сказал Йенс. Я повернулся к нему – немец нахально улыбался, а Зигфрид качал головой в крылатом шлеме. – Что нельзя, то и можно. Куда не надо, туда и нужно. Где никто не ходит, там и пойдем. Хорошая, между прочим, жизненная философия.

– В целом – это правда, – признался я. – Примерно такой философией я и руководствуюсь.

Арагорн засмеялся –

я даже вздрогнул, никогда раньше такого не слышал – и уставился на него изумленно, потому что это был настоящий веселый смех.

Гори, моя душа, пускай огонь сжигает Мосты ко временам, где жил, собой греша. Пока светла моя звезда и воздуха хватает, И разум злом не помрачен, гори, моя душа! Пока еще любить и жить хватает страсти, И драться до конца, собой не дорожа, Пока свободен мой язык и страху неподвластен, Пока надежда в сердце есть, гори, моя душа! Когда же тьма и тьма тоску посеют в сердце, И ночь падет на мир, безумием страша, Спаси меня от этих бед, пускай ценою смерти, Да не угаснет твой огонь, гори, моя душа! Так дай нам Бог понять на нашей страшной тризне, Что все, в чем нет огня, не стоит ни гроша. Нет родины иной, чем жизнь, но свет твой выше жизни, Веди меня на свой огонь, гори, моя душа! М. Володин

Андрей,

Йенс и я,

Олег, Танька, Лена, Игорь;

Фергюс, Лена и Зорка, Димка;

Видов, Ингрид и Линде, Мило;

Сергей, Анри, Ян и Раде.

Примерно таким порядком мы и двигались с самого утра, с того момента, как спустились в долину. Я строго-настрого запретил кому-либо отходить в сторону дальше видимости. Прежде чем спуститься, мы довольно долго готовились – чисто морально в основном, но не только. Мы внимательно разглядывали долину, насколько хватал глаз.

Ничего необычного не было видно, если исключить то, что в этих местах – явно благодатных! – нигде не поднималось ни дымка. Вообще не было видно признаков человеческого присутствия.

Я еще раз спросил всех, не скрывая ничего в плане опасности, нет ли желающих «пойти другим путем». И испытал гордость за то, что ко мне прибились такие кретины…

Надо сказать – пока что неведомый Вендихо никак себя не проявлял. Было тепло, но дул довольно сильный ветер (с деревьев то тут, то там уже летели листья), а на солнце время от времени набегали раздерганные клочья облаков. Зверья тут было полно, мы то и дело пересекали хорошо натоптанные тропинки, слышали, а то и видели животных и птиц.

Как писал Гайдар в «Мальчише-Кибальчише»: «И все бы хорошо, да что-то нехорошо». Я видел, что многим из наших не по себе. И сам понял, что имел в виду Джанни,

когда впадал в истерику. Меня давило.

Давило, и все тут. И это было не ощущение отталкивания, которое я испытывал в некоторых местах, в которых побывал, словно тебя тут не хотят; есть такие места, чужие человеку, чаще всего – морское побережье или горные плато. Нет. Нас тут явно хотели.

Что-то подобное, наверное, испытывает животное, ощущающее присутствие охотника, но не видящее его. За нами наблюдали – жадно и оценивающе. И взгляд был осмысленный, а главное – повсеместный. Ниоткуда – и отовсюду.

Все-таки этот мир надо за кое-что благословить. Он «заморозил» в нас способности подростков, исчезающие с возрастом, в частности, интуитивное ощущение опасности, молниеносную реакцию, бесстрашие. И одновременно наделил опытом, вещью бесценной. Так вот. Не урса за нами следили. И не люди. И вообще…

Под «и вообще» начались чудеса. Андрей остановился, вскидывая левую руку, а правой молниеносно обнажив свою валлонку. Но он мог бы и не сигналить, потому что трудно было не увидеть то, что предстало нашим глазам.

Точно перпендикулярно к нашему курсу шла группа ребят. Очень похожих на нас (в том смысле, что похожи вообще-то все, прожившие здесь определенное время), но вооруженных как бы «потяжелее» – со щитами, многие в шлемах, кое-кто с копьями, некоторые – в чешуйчатых панцирях. Двигались они быстро, привычно-ходко и бесшумно.

Совсембесшумно.

Один из парней обернулся в нашу сторону, и я встретился взглядом с его глазами, светло-серыми и широко расставленными.

Он меня не видел. Отвернулся и зашагал дальше в этой странной процессии.

– У них ни у кого нет тени, – сказал напряженно Йенс. Мы оставались на месте, словно не в силах пересечь ту невидимую черту, по которой они шли, пока странный отряд не скрылся за деревьями, двигаясь все так же размеренно, бесшумно и уверенно.

– Пошли, Андрей, – окликнул я Альхимовича. Он обернулся, посмотрел на меня, сглотнул – и зашагал вперед.

Ничего не случилось…

– Олег, – мы с Йенсом шли в центре ромба, а Танька и Ленка Власенкова на время заменили нас в охранении, – ты понял, кто это был?

– Понял, не дурак – дурак бы не понял, – пробурчал я. – Те, кто погиб тут когда-то.

– Дурак, – искренне заметил Йенс. – Наоборот – те, кто смог пройти эти места. Вендихо сравниваетнас с теми.

– С чего ты взял? – спросил я. Йенс вздохнул так, что мне захотелось дать ему по шее:

– «Тир», – палец Йенса описал в воздухе «наконечник стрелы». – У них на щитах была руна «тир», или «тиваз», не знаю, но скорее «тир», если это англосаксы, – и он прочел:

Тир – звезда, веру крепит в атлингах, не собьются с пути, туман в пути им не помеха…

…К вечеру мы вышли на берег тихого лесного озера.

* * *