Не оставляй меня, Малыш!
Шрифт:
— Целую!
— И я тебя.
Она спрятала телефон, ощущая себя последней дрянью и сволочью и одновременно наслаждаясь обретенной свободой: ее алиби перед Сергеем было железным — Маринка полгода назад переехала в новостройку и дома у нее телефона еще не было.
Вода в ванной по-прежнему лилась. Чтобы отвлечься от тягостных мыслей и не сидеть без дела, Ася решила по мере возможности убраться в комнате. Она отыскала в кухне веник, вымела с пола мусор, собрала в пакет пустые бутылки, намочила тряпку и протерла малочисленную и допотопную мебель, включающую в себя стол, узкий растрескавшийся
На полу, возле диванной ножки, стояла железная клетка. В клетке сидел хомяк, крупный, рыжевато-коричневый, с усиками и розовым носом. Он тревожно смотрел на Асю круглыми внимательными глазами.
— Ты кто? — тихонько спросила она и подняла клетку. Хомяк беспокойно заметался в крошечном пространстве, кончик его носа смешно подрагивал. Кормушка была абсолютно пуста, лишь возле нее на газете лежала пара ссохшихся макаронин.
— Бедный, голодный, — жалостливо проговорила Ася и поставила клетку на комод.
Она хотела было пойти поискать что-нибудь съестное для несчастного зверька, но вдруг остановилась. Ей внезапно показалось, что шум воды стал каким-то не таким, будто бы она текла сама по себе, не встречая на пути препятствия в виде человеческого тела.
Асю охватил страх. Можно ли было отправлять Алексея в душ в таком состоянии? Вдруг ему стало плохо, он потерял сознание или, что всего вероятней, просто заснул и захлебнулся?
Она стремительно подошла к ванной, дернула ручку на себя. Дверь легко поддалась. Ася робко заглянула внутрь.
Комнатка была окутана паром. Алексей стоял как ни в чем не бывало, подставив голову под сильные водяные струи.
У нее отлегло от сердца. Она хотела выйти, но вместо этого почему-то тихонько прикрыла дверь у себя за спиной.
Алексей спокойно и молча наблюдал за тем, как Ася осторожно ступает по влажному кафелю. Шаг, другой. Колени коснулись низкого облупленного бортика ванной. Она подняла глаза.
— Сними это, — он дотронулся до ее блузки.
Ася послушно расстегнула пуговицы.
— И это тоже, — Алексей кивнул на джинсы, — все.
Он взял ее на руки, как тогда, на тропинке у сторожки, поставил рядом с собой. Ее лицо, плечи, грудь тут же покрыли прохладные брызги, в волосах заблестели радужные капли.
Ася почувствовала, как ее неудержимо клонит вниз, и медленно опустилась на желтоватое дно ванной.
…Кажется, она кричала, а может быть, ей это только показалось. Реальность и нереальность слились воедино, перестали быть различимыми, в восприятии остался только шум воды, мерный, громкий, нескончаемый. Шум воды, как шум самого первого, доисторического дождя на древней, только что возникшей из лавы планете…
Потом Алексей завернул ее в большое мохнатое полотенце, принес в комнату, уложил на диван. Тогда утерянная реальность стала возвращаться, с каждой минутой становясь все четче и безжалостней. Вместе с ней возникло сознание неотвратимости, невозможности вернуться в привычную жизнь, полная отверженность от прошлого и растерянность перед грядущим, страшным и неведомым.
Захлебываясь
— Лешенька, милый, не пей больше, умоляю тебя. Ну пожалуйста, не надо так. Я же… я… люблю тебя, так люблю… Что… что с нами будет…
Он тихонько гладил ее по голове, задумчиво глядя в потолок.
— Настя, ну все, ну успокойся. Все, давай, будь умницей, перестань.
Она всхлипнула и вскинула на него огромные, полные слез глаза.
— Ты мне обещаешь?
Алексей невесело усмехнулся.
— Странная ты, Малыш. Хочешь, чтобы тебя обманывали? Чтобы что-то обещать, нужно знать, что ты это можешь выполнить.
— Ты можешь!
Он покачал головой.
— Вряд ли. Я пробовал, много раз. Это все от болезни, Малыш, башка у меня отказывает после контузии.
— Ты был контужен?
— И ранен тоже. Я ведь, Насть, был командиром парашютно-десантного взвода. Как-то раз сопровождай колонну. Все ничего, тихо, спокойно, и вдруг меня точно дергает что-то. Гляжу и вижу, отчетливо так — дух в камнях сидит и прямехонько в Газ-66 с боеприпасами из гранатомета целит. Еще секунда — всё бы к черту на воздух взлетело. Я водителю своего бэтээра кричу. «Газуй!» Тот опытный был, среагировал в момент. Успел между духом и грузовиком вклиниться. Ну и… влупили нам в борт. Водитель — труп, меня вытащили — ничего не слышу, перед глазами круги разноцветные, красные, желтые, шевельнуться не могу, отовсюду кровь течет…
Ася слушала затаив дыхание. Она больше не плакала и даже всхлипывать перестала.
— И… что потом?
— Потом в госпиталь отправили, в Палихумри, оттуда на «вертушке» в Ташкент. Тяжелая контузия и несколько осколочных в плечо. Месяц отлежался — и обратно. Врач-то предупреждал там, в госпитале, что после контузии последствия могут быть самые отдаленные, да мне по молодости казалось — ерунда. Рапорт написал, чтобы вернули в свой взвод. Встретили меня как родного. Позже «Красную Звезду» дали за то, что машину собой закрыл. Ну я радовался, как дурак… — Алексей вздохнул и потянулся за сигаретами. — Только потом понял, что врач прав оказался. Что-то там у меня в башке разладилось, и чем дальше — тем хуже. Иногда сам не пойму, что со мной — будто черт вселяется, аж перед глазами все белеет. Лучше тогда и не подходить, могу запросто шею свернуть. — Алексей опустил глаза и добавил тише: — А выпьешь — вроде как отпустит… на время. — Он помолчал, потом ласково погладил Асю по щеке. — Так вот, Малыш, а говоришь «обещай».
— Ты… поэтому из армии ушел? — Ася осторожно прижала его руку к своей груди.
— И поэтому, и… всякие причины были. Я же после Афгана еще два года под Читой служил. Только уже не десантником — после контузии в ВДВ не держат. Командиром разведроты учебно-танковой дивизии. — Его лицо помрачнело, стало угрюмым и непроницаемым. — Не хочу про это, ну его!
— Не хочешь — не надо, — мягко проговорила Ася, — мне ведь не это важно, а то, что сейчас.
— А что сейчас? — Алексей развел руками. — Сейчас, Малыш, я такой, какой есть, придется тебе мириться с этим.