Не оставляй меня
Шрифт:
– Ты еще и поешь?
– Теперь только подпеваю, – сказала она, стараясь не встречаться со мной взглядом, – И я больше не пишу свои собственные песни. Просто – материал для группы.
– Почему же?
Она рассеянно провела пальцем по линии брови. Волосы у нее были светлые, но брови темные. И идеальные.
– Теперь мы одна команда. Я пишу для нас, – говорила Кейси. – Но в каком-то смысле это лучше для меня. Мне нужна группа. – Она взглянула на меня сквозь опущенные ресницы. – Я не очень хорошо справляюсь сама.
Я кивнул, изо всех сил стараясь придумать какое-нибудь
– Я чувствую, что все движется так быстро, – продолжала Кейси, – и у меня нет времени сидеть и выяснять, что у меня внутри. Например, чем я хочу в жизни заниматься? То ли это, что я хочу делать – быть рок-звездой? Половина меня говорит: «Черт возьми, да!» Другая половина боится.
– Чего боишься?
– Образа жизни. Гулянок. Я чувствую, что живу по инерции, чтобы не принимать никаких реальных решений. Я просто следую за группой, играю очень громкую музыку и много пью, потому что…
– Потому что?.. – мягко спросил я, и она небрежно пожала плечами, хотя ее слова и говорили о важном.
– Потому что мне больше некуда идти. – Образ телохранителя, выносящего ее из клуба прошлой ночью, вспыхнул в моем сознании, как и рекламный снимок, где она показывает миру средний палец. Жесткая и уязвимая одновременно.
«Она кажется потерянной».
Кейси откинулась на спинку сиденья и махнула рукой, словно ее слова были сигаретным дымом, который нужно было развеять.
– Во всяком случае, это моя жуткая похмельная история.
Я знал, что это не все. У меня сложилось впечатление, что у нее было больше историй и больше песен.
Между нами повисло молчание, пока я потягивал свой остывший кофе без кофеина. С полдюжины раз я собирался начать, желая поделиться с ней чем-нибудь. Чем-то глубоко личным, как будто за каждую такую историю выдавались очки, и теперь их количество нужно было выровнять.
Но моя персональная история была слишком личной. Слишком темной. Кейси Доусон светилась, и я не мог вынести мысли, что моя глубочайшая правда окутает ее, как саван, затмевая ее свет своей ужасной концовкой.
Я поиграл под столом своим медицинским браслетом. Я мог бы, по крайней мере, сказать ей, почему я должен был съесть гребаный салат вместо гамбургера. Я начал было, но тут появилась официантка с кофейником. Она снова наполнила кружку Кейси, затем начала наполнять мою.
Кейси протянула руку и накрыла мою кружку.
– Подождите! Это обычный? Он может пить кофе только без кофеина! Официантка с тихим вскриком отдернула кофейник.
– Черт, милая, я чуть не ошпарила тебя.
– Мне очень жаль, – сказала Кейси. – Я просто… это важно. – Она взглянула на меня.
– Это не стоит того, чтобы ты обожглась, – сказал я. Но этот жест тронул меня.
– Я принесу другой чайник, – сказала официантка и раздраженно удалилась.
Кейси снова положила руку на колени, и ее щеки порозовели.
– Извини. Я немного разволновалась.
– Ты чуть не довела до одиннадцати [12] , – сказал я, полагая, что цитата из фильма восьмидесятых годов
Она вскинула голову, улыбка вспыхнула на ее лице, как рассвет.
12
Выражение «довести до одиннадцати» значит довести что-то до крайности.
– «Это – Spinal Tap [13] !», – воскликнула она, – классика.
Я вглядывался в ее глаза, чувствуя притяжение между нами, теплое и тягучее.
– Спасибо, что следишь за моим кофе, – сказал я, – это очень важно.
Ее взгляд смягчился:
– Может быть, объяснишь мне, почему?
– Я… мне пересадили сердце, – сказал я.
– О, – произнесла она, откидываясь на спинку сиденья. Ее глаза смотрели куда-то вдаль, потом она резко тряхнула головой, – пересадка сердца. Но… ты так молод. Двадцать пять?
13
«Это – Spinal Tap!» – псевдодокументальный фильм 1984 года о вымышленной британской рок-группе, чей успех идет на убыль.
– Двадцать шесть. Вирусу, который разрушил мое сердце, было наплевать, сколько мне лет. – Я грустно улыбнулся. – Вирусы такие придурки…
Кейси не улыбнулась. Она указала на мое запястье и медицинский браслет:
– Можно посмотреть?
Я скользнул рукой к ней по столу.
Она перевернула прямоугольную бирку, со стороны, на которой изображался красный глянцевый крест на ту, где были слова.
– Пациент с трансплантацией сердца. Смотреть карточку в кошельке, – Кейси посмотрела на меня. – А что на карточке в кошельке?
– Экстренная контактная информация, моя группа крови, бла-бла.
Ее взгляд давил на меня.
– Бла-бла?
– Что делать, если я попаду в беду.
Она кивнула. Сейчас она спросит, в какие неприятности я могу попасть, и я придумаю что-нибудь о побочных эффектах лекарств, про что гораздо лучше услышать, чем про полную остановку сердца.
Но вместо этого она спросила:
– Это было недавно?
– Почти полтора года назад.
Ее глаза расширились:
– Это совсем недавно. – Она отпустила бирку, и ее ладонь легла на мою. Застывшее, тихое мгновение, затем ее ладонь скользнула к моей ладони. Ее пальцы сомкнулись вокруг моих и замерли. Я смотрел, как мой большой палец опустился на костяшки ее пальцев и медленно погладил их.
Официантка вернулась с кофе без кофеина. Выражение ее лица было кислым, пока она не увидела наши руки. Она улыбнулась и наполнила мою чашку.
– Мне очень жаль все это слышать, – сказала Кейси, когда официантка отошла. Она в последний раз сжала мои пальцы и отпустила. Я растерянно положил свою опустевшую ладонь на колени.
– Мне тоже.
Кейси поиграла ложкой:
– Об этом трудно говорить?
– Да, – признался я. – Только самые близкие мне люди знают.
– А я новичок, врывающийся в твое личное пространство и задающий всевозможные вопросы.